Ворожея

Старик был скромен и немногословен, и Аслан ведал: уж коль он пришел говорить, значит, тому есть, о чем сказать. Стоявшие позади Ерлан и Максат казались в сравнении с Нурлетом не просто молодыми - юными. Аслан-хан помнил, как в далеком детстве они вместе забавлялись на просторах Степи, когда Нурлет уже был почитаемым бахсом. И даже теперь, когда оба его друга стали признанными провидцами, они не перечили старцу.

- Хан, - снова начал старый бахс, - вчера перед сном мне было видение. Как всегда, когда на землю спускаются сумерки, я стою на коленях лицом к уходящему солнцу. Благодарю богов Степи за еще один прожитый день, за милость и благодать, посланные мне. Вчера я тоже стоял у исхода дня.

- Верно, - соглашался со сказанным Хан, - я знаю об этом.

Он желал, чтоб старик поскорее рассказал свою историю, потому как за столько дней пути действительно устал, и все, чего ему хотелось, - это отдыха и успокоения перед походом. Но торопить Нурлета было нельзя. Непочтительно даже для Хана. И оттого Аслан ждал, когда тот продолжит. И в этой гулкой тишине снова раздался вой зверья.

Нурлет вздрогнул, и впервые на его лице появилось нечто сродни... растерянности? Да, это был еще не страх, потому как старый бахс давно не испытывал страха ни перед людьми, ни перед лицами богов. А тут вот...

Нурлет снова вздрогнул, и, помедлив, еще секунду, продолжил:

- Я, как всегда, стоял на коленях среди ковров шатра, и полог его был приоткрыт. Склонив голову низко к земле, ощущал кожей холод Лесного Княжества, да силу земли, что приняла нас. И лучи солнца почти не грели - все так же были холодны, мертвы словно бы. Народ Лесов ведь и сдержан потому, что и земля у них студеная, - заключил он.

Аслан видел, как старику становится тяжело стоять. Он махнул рукой, и тут же перед шаманом возникла высокая подушка, на которую ему помогли сесть. И он, облегченно выдохнув, продолжил, пока и сам Хан устраивался среди вороха дорогих перин.

- В тот момент, когда молитва прозвучала, я ощутил, как лучи солнца, что были так холодны поначалу, теперь стали горячи. - Старый бахс прикрыл глаза, словно пытаясь точно воскресить в памяти видение: - Будто бы кругом - Степь. И солнце ее, по летней поре, горячее. Я поднял взгляд и увидел перед собой деву.

Аслан удивленно поднял бровь, посчитав, видимо, что такое видение для почтенного старца - чересчур. Но он снова напомнил себе об уважении, и продолжил слушать Нурлета, словно бы его ничего не смутило.

- Была она... огненной. Не лесной, спокойной и холодной, но больше похожей на наших, степных дев. Шла к шатру, а подле нее трусили волки. Белый и черный, по одному у каждой руки. И звери те были... ручными.

Нурлет и сам, видимо, удивился такому объяснению. Но продолжил:

- Дева остановилась у самых моих ног. Коснулась чела. И хоть рука ее была теплой, я ощутил не просто холод - могильную мерзлоту, что шла от нее. И запах... медуницы словно бы, травы летней. И не в том дело, что среди зимы так сладко не пахнет. А в том, что по-за запахом сладким терялся, вился завитками, другой, едва различимый - гнилой плоти. И я не сдержался, зажав нос ладонью.

Старик снова поднес ладонь к носу, и, когда отнял ее, пальцы оказались окрашены багрянцем:

- Дева не смутилась. Она коснулась губами моих губ, а потом каждый из ее волков подошел ко мне. Глаза их были налиты багрянцем, а из пастей текла зловонная слюна, что орошала ковер моего шатра.

Он попытался отереть руку о длинную шубу, но кровь, застывшая на морозном воздухе, не стиралась:

- Белый волк сомкнул пасть на моей правой руке, - он протянул ту ладонь к Аслану, чтобы показать: нынче она была не такой, как вчера. Покрытая темными жилами, она бугрилась, и жилы эти уходили под самый рукав. - Не противься, старик. Степной бог ждет тебя в подземном шатре, - проговорила дева, когда черный волк сомкнул пасть вокруг второй ладони.

Он протянул левую ладонь к Аслану и тот, повинуясь мгновенному порыву, коснулся ее:

- Это послание передай каждому в войске, - приказало видение.

И тут же, на глазах у Хана, рука степного шамана покрылась черными пузырями, которые лопались, а из них вытекала зловонная жижа. Аслан в ужасе сделал шаг назад, а потом и вовсе попятился, отирая о полушубок руку, что только что касалась чужой ладони.

- Ты, Правитель, последний, кого я коснулся.

Нурлет договорил через силу. А затем и вовсе рухнул лицом в ковер. А в шатре поднялся крик. Те двое, что пришли с ним, бросились к старику, когда Аслан грозно приказывал:

- Убрать мертвого бахса из шатра! Очистить ковры и подушки священным огнем! Убрать все!

Старое тело подожгли у самого шатра. Обложили подушками и коврами, которых он касался. И травами усыпали пахучими, из самой Степи привезенными. И те, что были подле него, молитвы богу степному возводили. Дары кровавые несли.

В ту ночь в Шатровом Лагере положили едва ль не половину поголовья скота, что привели с собою в лес. И мясо жертвенное не ели, отдавая земле кровожадной. Да только и это не помогло.