обычно встрепанный. Каждый день он приезжал в забегаловку до полудня в отличной
форме. Но уже через пару часов его волосы начинали торчать в разные стороны, а одежда
покрывалась пятнами и мялась. Очевидно, управление забегаловкой с хот-догами —
большой стресс.
— Джеймс! — рявкнул он, завидев меня. — Я плачу тебе за просиживание штанов?
— У меня перерыв, — сказала я.
— Это не оправдание. После перерыва пойдешь на улицу.
Я отсалютовала ему.
— Есть, сэр!
5
— И не выпендриваться мне тут, — сказал мистер Трокмортон прежде, чем
промаршировать к двери, ведущей к кассам.
По мнению мистера Трокмортона все, что бы я ни сказала, было “выпендрежем”.
Грешным делом я начала думать, что у него предубеждение против шестнадцатилетних
рыжеволосых девушек. А может быть, просто против шестнадцатилетних рыжих девушек,
ворчащих от необходимости отбивать чечетку и носить хот-дог на лбу.
— Лучше возвращайся на пост, Эйвери, — твой парень заждался, — Эллиот кивнул
на свернутый на полу костюм.
Тара, по-видимому, нашла эту тупую шутку невероятно остроумной.
тринадцать центов и шесть недель до ухода.
Если бы не деньги, хрен бы я терпела эту работу и Эллиота. Но, к несчастью, “Будка
Дигити” помимо самого смущающего места работы в мире, была также самым
высокооплачиваемым в городе.
Мистер Трокмортон должен был платить чуть больше, чем остальные рестораны,
чтобы заставлять людей ежедневно корчить из себя идиотов.
Так что я в очередной раз публично унизилась. Следующие пара часов на улице
протекали медленно, а затем, когда солнце село, я пошла внутрь, слоняться по залу и
приветствовать, перекусывающих там посетителей. По правде, меня слегка разозлил один
козлина, помешавший моему ужину, но, что поделать, клиенты “Будки Дигити” любили
Боба. Все они широко улыбались и махали мне со своих столов. Крошечная пожилая дама,
едва достающая мне головой до подмышки, попросила своего супруга сфотографировать
нас.
Наконец пробило десять, и мистер Трокмортон буквально выставил за дверь
последнего посетителя. Он придерживался строгой политики в вопросе закрытия, так как
ровно в одиннадцать привык сидеть дома в пижаме и смотреть
стряхивала его с себя. Каждую неделю я пробовала разные дезодоранты, чтобы проверить
будет ли хоть один из них стойко держаться на “внутреннем ядре” Боба, но безуспешно. К
концу вечера от меня всегда воняло. Это был своего рода научный эксперимент: какой
дезодорант выстоит против гигантского хот-дога? Обычно, научные эксперименты мне
нравились, но вынести этот довольно сложно.
Я направилась в кухню, открыв дверь бедром, так как мои руки были заняты
примятым синтепоном. Эллиот и Тара сидели на кухне одни и резко отскочили друг от
друга, когда я вошла. Тара занялась вытиранием плиты, а Эллиот ухмыльнулся мне.
— Заберешь своего парня домой на ночь? — спросил он меня.
Я прищурилась, пока мой взгляд перескакивал с одного на другого. Эллиот
демонстрировал полное равнодушие ко всему, но я заметила легкий румянец на щеках
Тары. Чему именно я помешала?
Молли никогда не поддерживала моей теории, что отношения — это пустая трата
времени. Она позволила гормонам возобладать над здравым смыслом. Она даже не
осознавала, как сильно нуждается в моей защите.
— Итак, — сказала я, возвращая Боба в шкаф, в котором он хранился, — вы двое,
похоже, сильно сблизились за эти дни.
— Я дружелюбный малый, — ответил Эллиот.
Могу поспорить, так и есть.
— Будь уверен, я расскажу Молли о твоем
за которой ты таскаешься, вешая ей лапшу на уши каждый божий день.
6
Мои слова не произвели эффекта, на который я рассчитывала. Эллиот улыбнулся мне
и потянулся за шваброй, чтобы подмести пол.
Ладно, пожалуй, есть еще кое-что, что я ненавижу больше, чем Большой День хот-
дога: и это Эллиот Райсер. Со времен лета после седьмого класса, я ненавидела его
сильнее собственной матери. Но я не могла рассказать об этом инциденте Молли, если не
хотела, чтобы меня выбросили, как сморщенный хот-дог, завалявшийся с прошлой недели.
Я должна как-то вывести его на чистую воду и заставить ее избавиться от этой
жалкой задницы.