Ворошиловский стрелок

— Это страшная боль, — кивнула она. — Мне пришлось как-то обжечься… Иван Федорович, это страшно.

— Гранаты возят в машинах, — твердо сказал один из доминошников. — Вот и взрываются. А вы что же хотели? Так и будет. Пельмени не взрываются. И бутылки с водкой тоже не взрываются. Гранаты! Мины! Взрывчатка! Останови сейчас на проспекте десять машин, останови! И в одной обязательно найдется оружие. С кем они воевать собрались? На какую такую войну направляются? Со своим же народом воюют. Ну, что же, на войне как на войне… Без жертв не бывает. Кто-то и пострадать должен… У него в квартире хороший бы шмон устроить… Арсенал! Помяните мое слово — арсенал там, не меньше. Что скажешь, Иван Федорович? Я прав?

— Чего тут думать, — вымученно произнес старик. — Открой любую газету, включи телевизор… Только об этом и речь. Все последние известия — это сводки боевых действий.

— Но как рвануло! — произнес доминошник почти с восторгом. — Ты слышал, как рвануло?

— А как же… Почти на моих глазах.

— Посмотри на этот бензобак! Развернуло так, что на розочку стал похож… Во все стороны лепестки! — продолжал восхищаться доминошник.

— Черные лепестки, — пробормотал старик.

— А знаешь, сколько стоит такая машина? Если в долларах, то тысяч сорок, не меньше. Сорок тысяч! — ужаснулся доминошник, напугав самого себя. — А если перевести в рубли… Сотни миллионов! Понял?! Сотни миллионов. Если все ветераны нашего района скинутся по годовой пенсии… Не хватит. А этот хмырь болотный, — тощий мужичонка кивнул на то место, где недавно лежал Борис, — купил. И я скажу тебе, Иван Федорович, не на последние купил. На последние деньги такие игрушки не покупают! Понял?

Старик уходил домой подавленный. Радостного, торжествующего чувства возмездия, которого ждал и к которому стремился, не ощущал. Он не привык делать зло, мстить. Хотя и убеждал Катю, что месть — это прекрасно, он и сам в это верил, на самом деле месть оказалась работой тяжелой. Он шел сгорбившись, с трудом передвигая ноги, но на этот раз не притворялся, сегодня это было его истинное состояние. Вид развороченной машины, от которой поднимался дым, лежащий в стороне Борис с обгоревшим ухом и черным затылком, толпа людей, перед которыми он вынужден притворяться…

К этому он не привык.

Поднявшись в квартиру, старик прошел на кухню, присел к столу да так и остался сидеть, подперев голову рукой. Но когда позвонила Катя, встрепенулся, потер лицо ладонями, постарался привести себя в приветливое состояние и пошел открывать дверь.

Катя вернулась радостная, на ходу поцеловала старика в щеку, легкой походкой прошла на кухню и принялась разгружать сумку. Во всем ее поведении чувствовалась почти прежняя легкость, не было угнетенности, к которой старик начал уже привыкать, исчезла сосредоточенная, почти угрюмая замкнутость.

— Никак премию выдали? — спросил старик.

— Держи карман шире! — рассмеялась Катя. — Слушай, деда, а помнишь, ты говорил, что в среду меня отпустят печальные воспоминания, помнишь?

— Ну? — настороженно спросил старик, не зная, подтвердить ли ему собственные слова или отказаться от них.

— Отпустили!

— Ну и слава богу.

— А ты откуда знал?

— Поживешь с мое, тоже будешь знать, — проворчал старик, но почувствовал — и ему стало легче. Значит, все правильно, значит, сожалеть не о чем. И те древние знания, которые вдруг возникли в нем недавно, оказались верными — кровь лучше всего смывается кровью. За все надо платить. Я могу назначать цену, и я ее назначил. А вы, господа хорошие, платите. Что сами потребляете, тем и платите. А то ишь, деньгами решили откупиться… Тут никаких денег не хватит. Взяли у человека молодость — расплачивайтесь собственной молодостью, взяли будущее — платите своим же будущим… Раньше это тоже знали, хотя выражались короче — зуб за зуб.

* * *

Полковник Пашутин долго стоял перед развороченной взрывом машиной, заходя то с одной стороны, то с другой. Над обгорелым металлом еще поднимался слабый дымок, даже на расстоянии чувствовался жар разогретых деталей. Внутренности машины были обнажены, все было на виду, перед глазами — как вскрытый труп лежал перед полковником. Гора рваного, обгорелого металла ничем не напоминала ту красавицу, которая сверкала у подъезда еще утром.

Пашутин знал, что за ним наблюдают десятки глаз, но старался не обращать ни на что внимания. Он был озадачен, а если уж говорить точнее, испуган. Подобного полковник не ожидал. И по опыту своей работы знал, что взорванная коленка и взорванная машина — одна цепь событий.

Несмело приблизился и остановился в сторонке один из доминошников — полупьяный мужичок в клетчатой рубахе, который вечно толокся во дворе с утра до позднего вечера и, конечно, все знал, обо всем имел самые свежие и достоверные сведения.

— Что тут случилось? — спросил его Пашутин.

— Бак взорвался, бензиновый бак, — охотно пояснил мужичок и только после этого решился подойти поближе, остановиться рядом с полковником. — Говорят, хваленая западная техника… Ха! И у них не все, значит, решено, не все отлажено, а? Взрываются баки-то?