Ворошиловский стрелок

— Что вы! — воскликнул Смоковницын, спохватившись. — Упаси боже! Если я сказал что-то неуместное, простите, пожалуйста. Я только предложил вам рассказать, как все произошло, и только, — он поднял вверх указательный палец.

— Там есть мое заявление…

— Но я должен быть уверен, что написали его именно вы, что ваше отношение к случившемуся не изменилось, что вы не передумали, не вспомнили чего-то такого, что может изменить картину происшедшего… поверьте мне, моему опыту… Так бывает очень часто! А в делах, подобных вашему, в делах об изнасилованиях, так чаще всего и бывает, — Смоковницын скорбно покачал головой, огорченный людским несовершенством.

— Мое отношение к происшедшему не изменилось. Я подтверждаю все, что написано в заявлении.

— Ага. — Смоковницын с каким-то преувеличенным вниманием, напрягшись и сдвинув брови, вчитался в бумаги, подшитые в серую рыхловатую папку. — Ага, — повторил он и осуждающе покачал головой. Катя не поняла — осуждает ли он ее за упрямство или же насильников за совершенное злодейство. — Вам известны имена этих… героев?

— Да. Вадим, Игорь и Борис.

— Хм, — усмехнулся Смоковницын, — вы так трогательно назвали их… Фамилии вам тоже известны?

— Вадим Пашутин, Игорь Зворыгин и Борис Чуханов.

— Вы давно с ними знакомы?

— С Вадимом давно… С остальными недавно.

— Как давно? Год? Два?

— Лет девять, наверно… Не меньше. С тех пор, как мы въезжали в этот дом… А его семья получила квартиру в соседнем доме.

— Ага, — произнес Смоковницын на этот раз с явным удовлетворением, будто наконец уяснил для себя нечто важное. — Таким образом, можно сказать, что с Вадимом Пашутиным вы знакомы с детства, с тех пор как были еще совсем малышами? — следователь проговорил последние слова даже с теплотой, с растроганностью.

— Да, так можно сказать, — кивнула Катя, и Смоковницын тут же записал в протокол и свой вопрос, и ее ответ.

— Скажите, Катенька, как складывались ваши отношения с Вадимом Пашутиным на протяжении этих десяти лет? Вы ссорились? Или были какие-то дружеские отношения?

— Ни того, ни другого.

— Значит, скандалов, детских потасовок у вас с Вадимом никогда не было?

— Нет, — сказала Катя, преодолевая внутреннее сопротивление. Она чувствовала, что вопросы Смоковницына, их содержание, даже подобранные слова обесценивают происшедшее, сводят все к невинному недоразумению. Из чего складывается это ощущение, она не могла понять, но сознавала — разговор идет не в ее пользу. Своими ответами она перечеркивает собственное заявление.

— Хорошо, — кивнул Смоковницын, что-то строча в протокол. — Это важное заявление. Скажите… вот вы живете с Вадимом в одном дворе, естественно, сталкивались с ним время от времени, встречались… Верно?

— Я с ним не встречалась.

— Нет-нет, — замахал руками следователь. — Я не имею в виду, что вы с ним встречались в смысле… любовном, что ли… Во дворе встречались на одних дорожках.

— Приходилось.

— Здоровались? Приветствовали друг друга кивком, улыбкой, рукопожатием?

— Какие рукопожатия?! — возмутилась Катя. — Привет-привет… вот и все.

— И это продолжалось все десятилетие?

— Получается, что так, — ответила она с легким раздражением. — Все это десятилетие я встречалась во дворе со всеми соседями, их там несколько сотен…

— Но не все же соседи вас насиловали, — проговорил следователь вроде бы как для себя, словно что-то уяснив наконец.

— Я могу идти? — спросила Катя, поднимаясь.

— Обиделись? — почти радостно спросил следователь. — Напрасно. — Он вскочил, вышел из-за стола, снова усадил Катю на стул, чуть ли не силой усадил. — Простите меня, Катенька. Я не хотел вас обидеть. Видите ли, характер нашей работы таков, что приходится иметь дело с самыми грязными человеческими отходами… И что делать, что делать, — горестно покачал головой Смоковницын, — черствеем, грубеем, на язык лезут слова не самые лучшие… Но кто-то должен делать и эту работу… Согласитесь, Катенька!

Катя молчала, глядя на свою сумочку, лежавшую на коленях.

— Продолжим?

— Ну, давайте… Чего уж там.

— Скажите… Эти двое других… Зворыгин и Чуханов… Вы их тоже знаете? Вы с ними и раньше были знакомы?

— Игорь часто появлялся в нашем дворе… Он к Пашутину приходил.

— Я встречался с ним, — кивнул Смоковницын. — Красивый парень, спортсмен, надежда факультета… Кстати, в институте о нем очень хорошего мнения.

— Почему бы и нет, — Катя пожала плечами. — Наверно, в институте он еще никого не изнасиловал.

— Тоже верно, — согласился следователь с улыбкой, но как-то вынужденно согласился, как показалось Кате, без большой охоты. — А с Борисом… Вы давно знакомы? Ведь он тоже живет в вашем дворе, неподалеку?

— В нашем, — сказала Катя, прекрасно понимая, что не этого ответа ждет от нее следователь. Но она, кажется, нащупала возможность и отвечать на вопросы, и одновременно уходить от ответа.

— Простите… Я спросил, давно ли вы с ним знакомы?

— Да.

— Год? Два? Десять лет, двадцать?

— Мне еще нет двадцати.

— Но десять лет вам есть? — Смоковницын стал заметно раздражительнее.

— Десять есть, — ответила Катя.

— Сколько лет вы знаете Бориса? Как давно с ним лично знакомы?