Ворошилов не поверил своим ушам и во второй раз спросил Дракса, имеет ли тот письменные полномочия, и во второй раз получил отрицательный ответ. Далее последовал такой диалог:
«Маршал Ворошилов… Но полномочия, по-моему, необходимы в письменном виде для того, чтобы взаимно было видно, в каких пределах вы уполномочены вести переговоры, каких вопросов вы можете касаться, до каких пределов вы можете обсуждать эти вопросы и чем эти переговоры могут окончиться. Наши полномочия, как вы видели, всеобъемлющи… Ваши полномочия, изложенные на словах, мне не совсем ясны. Во всяком случае, мне кажется, что этот вопрос не праздный — он в самом начале определяет и порядок и форму наших переговоров…
Адмирал Дракс…заявляет, что если бы было удобным перенести переговоры в Лондон, то он имел бы все полномочия, но ввиду дальности расстояния от Лондона он не может подписать конвенцию без того, чтобы эту конвенцию не видело его правительство.
Маршал Ворошилов под общий смех замечает, что привезти бумаги из Лондона в Москву легче, чем ехать в Лондон такой большой компании».
Этот инцидент сразу же показал Советскому правительству, что его партнеры по переговорам не стремятся к заключению военной конвенции, которая действенным образом сдержала бы агрессора. Тем не менее работа совещания продолжалась.
После первого заседания, так же как и впоследствии, Ворошилов докладывал Сталину о результатах переговоров. Выслушав неутешительные вести, Сталин все же решил не прерывать переговоров и заставить англо-французских представителей ясно определить свою позицию: хотят ли они заключить тройственный союз или нет? 13–17 августа состоялись еще семь заседаний.
Делегации Англии и Франции, следуя полученным инструкциям, старались вести отвлеченные дискуссии и отнюдь не собирались переходить к конкретным решениям, которые в той обстановке только и могли способствовать отпору агрессорам. Дракс провозглашал прописные истины вроде того, что надо «отрезать неприятелю все пути сообщения» или «найти и разбить флот противника», и т. п. Западные миссии даже не согласовали, хотя бы предварительно, план совместных операций против агрессора. В то же время начальник Генерального штаба РККА СССР Б. М. Шапошников на одном из заседаний огласил совершенно конкретный план, гарантировавший пресечение агрессии. По плану предусматривалось три варианта действий: 1) Когда блок агрессоров нападет на Англию и Францию; 2) Когда агрессия будет направлена на Польшу и Румынию и 3) Когда Германия, используя территорию Финляндии, Эстонии и Латвии, нападет на СССР. Ворошилов и его коллеги, откровенно информировав партнеров по переговорам о Советских Вооруженных Силах, заверили их, что в случае подписания военной конвенции Советский Союз готов выставить против агрессора на своих западных границах 120 пехотных и 16 кавалерийских дивизий, 5 тысяч тяжелых орудий, 9—10 тысяч танков и от 5 до 5,5 тысячи самолетов.
Как сами эти впечатляющие цифры, так и деловая форма, в которой они были сообщены, не оставляли сомнений: СССР действительно стремится к соглашению с Англией п Фрапцией. В донесениях своим правительствам западные представители подчеркивали это обстоятельство. Данные англичан и французов о своих вооруженных силах, которые опи сочли необходимым сообщить на переговорах, были гораздо более расплывчатыми. Все же создавалось впечатление: совместные вооруженные силы трех держав настолько внушительны, что никакой агрессор не рискнет начать войну, если СССР, Англия и Франция выступят против него единым фронтом. Но именно этого и не желали в тот момент правительства Англии и Франции. Совершенно очевидно стало это, когда Ворошилов перешел к кардинальному вопросу переговоров.
В конце третьего заседания, вечером 13 августа, он спросил партнеров по переговорам: «Как данные миссии или генеральные штабы Франции и Англии представляют себе участие Советского Союза в войне против агрессора, если он нападет на Францию и Англию или если агрессор нападет на Польшу или Румынию, или на Польшу и Румынию вместе, а также если агрессор нападет на Турцию? Одним словом, как себе представляют английская и французская миссии наши совместные действия против агрессора или блока агрессоров в случае их выступления против нас?»
Постановка этого вопроса отнюдь не была чем-то новым и неожиданным для западных дипломатов. СССР не имел границы с Германией, и его войска могли вступить в боевые действия с вермахтом, только пройдя по территории Польши или Румынии. Вопрос о такой возможности уже затрагивался во время предыдущих дипломатических переговоров. Но ясного ответа Ворошилов не получил, как ранее и другие советские дипломаты.
Когда на следующий день, 14 августа, он повторил вопрос, генерал Думенк не мог сказать ничего удовлетворительного: