— Вашей дивизии, товарищ Коньков, — сказал маршал, — следует срочно быть на Неве. Там созревает нестабильное для нас положение, противник устремился к Ладожскому озеру, хочет изолировать от него город. Зайдите к начальнику штаба Попову, он уточнит вашу новую боевую задачу.
Коньков обрадовался, что вновь встретится с человеком, который уже однажды покорил его своим обаянием, доступностью, широтой кругозора. Это было в марте 1941 года. Со штабными и полковыми командирами Василий Фомич возвращался из-под Выборга, где проводилась рекогносцировка местности. До отхода поезда ещё оставалось время, люди толкались на станционном перроне. Вдруг в окружении порученцев и охраны подошёл командующий Ленинградским военным округом генерал-лейтенант Маркиан Михайлович Попов. Он приветливо со всеми поздоровался и, обращаясь к Конькову, предложил:
— Товарищ генерал-майор, нам, кажется, по пути, прошу вас в мой вагон.
Это сразу расположило комдива к Попову. Василий Фомич с удовольствием принял предложение. Ехать в одном вагоне вместе с командующим округом предстояло несколько часов. Во время поездки Коньков чувствовал себя свободно, общался с высоким начальством, как он пишет в книге «Время далёкое и близкое», без робости. Попов оказался хлебосольным хозяином — вместе пообедали, не обошлось без ста граммов...
От Ворошилова Коньков отправился к начштаба фронта. Маркиан Михайлович встретил старого знакомого с большой теплотой... Дивизия Конькова сосредоточилась в районе Невской Дубровки и получила трёхдневный отдых. За это время она пополнилась находившимися там двумя истребительными батальонами народного ополчения (4-й и 5-й) и несколькими отдельными танковыми и артиллерийскими подразделениями. Ей предстояло в связке с другими частями, в частности морской пехоты, оборонять рубеж на правом берегу Невы от Овцина до Ладожского озера. Здесь предполагался прорыв 39-го моторизованного корпуса генерал-полковника Рудольфа Шмидта, на который германское командование возложило задачу «поставить точку» в окружении Ленинграда.
5 сентября Ворошилов побывал в 115-й дивизии.
— Надеемся на вас, Василий Фомич, — сказал маршал Конькову, осмотрев наиболее уязвимые участки обороны. — Держитесь упорно...
Бойцы дивизии Конькова держались стойко. Только остановить Шмидта они не могли. 39-й корпус немцев вышел к Неве с юга и перерезал железнодорожное сообщение с Ленинградом. 8 сентября его части взяли Шлиссельбург и тем замкнули блокадную удавку вокруг Северной столицы.
Танковые и моторизованные дивизии вермахта усиливали нажим на обороняющиеся советские части, которые под их натиском то здесь, то там оставляли отдельные участки укреплённых позиций. Гитлер поставил задачу войскам группы «Север» выйти к южному берегу Ладожского озера и замкнуть кольцо окружения вокруг города. Ставка требовала от командования фронтом стоять насмерть, любой ценой удержать немцев на подступах к Ленинграду.
В Директиве за № 001513 Военному совету Ленинградского фронта она не скупилась на порицающие ноты:
«Ставка считает тактику Ленинградского фронта пагубной для фронта. Ленинградский фронт занят только одним — как бы отступить и найти новые рубежи для отступления. Не пора ли кончать с героями отступления? Ставка последний раз разрешает вам отступить и требует, чтобы Ленинградский фронт набрался духу честно и стойко отстаивать дело обороны Ленинграда»[310].
Основными силами фронта на тот период являлись: 8, 23 и 48-я армии, Копорская, Южная и Слуцко-Колпинская оперативные группы, во временном подчинении находился Балтийский флот. В дальнейшем в состав фронта будут входить и другие войсковые объединения.
4 сентября руководство Ленинградского фронта было вызвано на переговоры с Москвой по прямому проводу.
«— У аппарата Сталин, Шапошников. Здравствуйте.
— У аппарата Ворошилов, Жданов. Здравствуйте, товарищ Сталин и товарищ Шапошников.