Читаем Воронцов полностью

Наконец, имею возможность к тебе писать, любезный Алексей Петрович, и пользуюсь оной с искренним удовольствием. Ты верно знаешь и по слухам, и по тому, что, я надеюсь, в Петербурге о нас напечатали, заботы и затруднения, встреченные мною с самого прибытия моего шесть недель тому назад в Дагестан. На самом Сулаке я встретился с холерою, и эта проклятая болезнь, помешавшая нам кончить с Гергебилем, начала было так ослаблять нашу численность, что я счел первым долгом отложить действия против горцев и заняться сперва здоровьем обоих отрядов, князя Бебутова и князя Аргутинского. Атака бреши, сделанной в Гергебиле, не удалась; но мы бы ее возобновили и, по совершенному бездействию Шамиля, который на нас смотрел с высокой горы за Кара-Койсу, не смея ничего предпринимать в пользу осажденных, Гергебиль долго не мог и может быть не желал бы долго противиться, но мы начали терять много людей и из высших чинов от эпидемии. Места, нами занимаемые, были нездоровые, и проклятая эта болезнь действовала физически даже на тех, которые серьезно не заболевали; так называемая аура-холерика ослабляла людей вообще. Я счел, что было бы грешно оставить войска под таким влиянием и рисковать таким уменьшением в батальонах, что и на будущие движения у нас сил бы не стало; я решился взять сперва меры поправления здоровья в войсках и потом выждать, чтобы болезнь около нас истощилась. Оставив три батальона на высотах около Ходжал-Махи, для укрепления этого важного пункта, я пошел с прочими по Акушинским горам малыми переходами и с дневками на Кумых и оттуда сюда на Турчидаг. Движение это имело наилучшие результаты. С самого первого перехода мы почти совершенно простились с холерою, имея только три или четыре случая сомнительных; а здесь, на высоте 9000 фут, в прекрасном и богатом пастбищном месте, мы не только холеры, но никаких других болезней не имеем. Вместе с тем батальоны, оставшиеся в Ходжал-Ма-хи с выбором сколько возможно было здоровой местности, потеряли только в первые дни умершими одного офицера и пять или шесть нижних чинов. Теперь уже несколько дней у них нет ни одного случая, и работы укрепления идут самым успешным образом. Здесь у меня девять батальонов и всех чинов с милициею и пр. до 8000 человек. Всего больных менее сорока человек; мы ни одного не отослали в госпитали и, напротив того выздоравливающие из оных ежедневно нас здесь усиливают. Вокруг нас под ногами и в неприятельских деревнях, и между Кумыхскими жителями, а также в богатых деревнях между Кумыхом и Цудахаром, болезнь еще сильно действует. В лагере Кибит-Магомы у подошвы Гуниба смертность ужасная. Шамиль с маленьким сбором старается избегать холеру переменою места, но не переходя Кара-Койсу. Они боятся нас, ибо с Турчидага можно идти куда угодно, и боятся также эпидемии.

Успев сохранить отряд от смертоносного действия болезни, я бы хотел однако поскорее возобновить действия; но для этого надобно, чтобы болезнь или исчезла или сильно уменьшилась в тех местах, куда идти будет полезно. Надобно терпение, время есть еще пред нами, и я не оставлю эту часть Дагестана, не сделав всего нужного для улучшения положения наших войск здесь и для защиты, укрепления и спокойствия всего покорного нам края.

Несмотря на все неприятности и заботы, которые меня встретили, я более и более радуюсь, что в этом году я не остался в Чечне или в других местах, и прибыл сюда. Я теперь совершенно познакомился не описаниями и рассказами, но собственными глазами с единственною частью Дагестана, которую я прежде лично не знал. В 1845 году я видел почти все от Андийского Койсу до Ичкерийских лесов и Чечню; в прошлом году я объехал весь покорный нам Дагестан от Казикумыхского Койсу до Самура и Ширвани. Теперь здесь, с Турчидага, я вижу как на ладони весь средний Дагестан до самых Андийских высот. У нас под ногами Сугратль, Каракские горы, Чемодан-гора, Ругджа, Гуниб, Кегер и вся Авария. Теперь по крайней мере я могу судить, сколько во мне есть уразумения, что нам нужно иметь и защищать и какие места могут быть более или менее под нашим влиянием, но никогда нами занимаемы не должны.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Адмирал Советского Союза
Адмирал Советского Союза

Николай Герасимович Кузнецов – адмирал Флота Советского Союза, один из тех, кому мы обязаны победой в Великой Отечественной войне. В 1939 г., по личному указанию Сталина, 34-летний Кузнецов был назначен народным комиссаром ВМФ СССР. Во время войны он входил в Ставку Верховного Главнокомандования, оперативно и энергично руководил флотом. За свои выдающиеся заслуги Н.Г. Кузнецов получил высшее воинское звание на флоте и стал Героем Советского Союза.В своей книге Н.Г. Кузнецов рассказывает о своем боевом пути начиная от Гражданской войны в Испании до окончательного разгрома гитлеровской Германии и поражения милитаристской Японии. Оборона Ханко, Либавы, Таллина, Одессы, Севастополя, Москвы, Ленинграда, Сталинграда, крупнейшие операции флотов на Севере, Балтике и Черном море – все это есть в книге легендарного советского адмирала. Кроме того, он вспоминает о своих встречах с высшими государственными, партийными и военными руководителями СССР, рассказывает о методах и стиле работы И.В. Сталина, Г.К. Жукова и многих других известных деятелей своего времени.Воспоминания впервые выходят в полном виде, ранее они никогда не издавались под одной обложкой.

Николай Герасимович Кузнецов

Биографии и Мемуары
100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары
100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии