Воронка

Но это могло быть и банальное нападение на наш местный "Кемикал Банк" или разборы между рэкетирами. Правда, я никогда не слыхал, чтобы у рэкетиров из организации "Наше дело" были МИ-28, но исключить такого было нельзя. Ведь угнал же кто-то в Санкт-Петербурге крейсер "Аврора" и уплыл на нем в туманные дали. Так почему не вертолет? Вертолет все же легче свистнуть, чем крейсер, разве нет?

А, какая разница. Я сунул на голову наушники и врубил уокмен, чтобы послушать "Джули", песню группы "Джизес энд Мэри Чейн", с их нового компакта "Путешествуя", и дал громкость на всю катушку.

Джули, твоя улыбка так тепла,

Щеки так мягки,

Я краснею, думая о тебе.

Сегодня ты выглядишь так,

Что меня бросает в дрожь.

Джули, ты так чудесна,

Так чудесна...

Когда я проходил подворотню, то застал там соседа и дружка - Прусака; он держал за руку свою младшую сестренку Мышку. Я остановился и снял наушники.

- Хей, Прусак. Привет, Мышка.

- Блирррпп, - сказала Мышка и пустила слюнку, потому что у нее разошлась верхняя губа.

- Привет, Ярек, - сказал Прусак. - В шуле топаешь?

- Топаю. А ты нет?

- Да нет. Ты что, не слышишь? - Прусак махнул рукой в сторону Маневки и вообще на север. - Хрен его знает, что из этого получится. Война, братан, на всю катушку.

- Эт'точно, - согласился я. - И слышно, что ударом отвечают на удар. Ху'з файтинг хум?

- Кайне Анунг. Да и какая разница? Но я же не оставлю Мышку одну.

На втором этаже дома из-за открытых балконных дверей были слышны вопли, визги, звуки ударов и плач.

- Новаковский, - объяснил Прусак, проследив за моим взглядом. Пиздит жену, она записалась в свидетели Иеговы.

- Ясно. И не будешь иметь богов иных, кроме меня, - кивнул я.

- Чего?

- Урпппль, - произнесла Мышка, кривя мордашку и прищурив единственный глаз. Это означало у нее улыбку. Я погладил ее по реденьким светлым волосикам.

Со стороны Маневки раздались взрывы и бешеный лай автоматов.

- Ладно, я пошел, - сказал Прусак. - Мне еще надо окно на кухне скотчем заклеить, а то снова стекло вылетит. Бай, Ярек.

- Бай. Па, Мышка.

- Биирппп, - пискнула Мышка и прыснула слюной.

Мышка некрасивая. Но все ее любят. Я тоже. Ей шесть лет, но никогда не исполнится шестнадцать. Чернобыль, как вы и догадываетесь. Мать Прусака и Мышки как раз лежит в больнице. Нам всем очень интересно, что у нее родится.

- Ах ты сучара! - ревел сверху Новаковский. - Ах ты жидерва! Я эту погань из тебя-то повыбью, макака рыжая!

Я клацнул уокменом и побежал дальше.

Джули, Джули

Мне остается только любить тебя

Надеюсь, что эта любовь не из тех, что умирают

Мне нравится, какая ты сегодня

Джули

Ты так чудесна

Ты - все, что по-настоящему важно

На Новом Рынке людей почти не было. Хозяева магазинов запирали двери на засовы, опускали железные решетки и жалюзи. Работал один только "Макдональдс", потому что "Макдональдс" экстерриториален и неприкосновенен. Как обычно, там сидели и обжирались корреспонденты и тележурналисты со своими группами.

Еще была открыта книжная лавка "Афина", принадлежащая моему знакомому Томеку Ходорку. У Томека я бывал часто, покупал из-под прилавка всякую книжную контрабанду, самиздат и нелегальную литературу, запрещенную Курией. Помимо книгопродажи Томек Ходорек долбался с изданием весьма читабельного и популярного журнала "Ухажер", местной мутации "Плейбоя".

Томек как раз стоял перед лавкой и смывал растворителем с витрины надпись "МЫ ТЕБЯ ПОВЕСИМ, ЖИД".

- Сервус, Томек.

- Сальве, Ярек. Кам инсайд! Есть "Мастер и Маргарита" издательства "Север". Еще "Жестяной барабан" Грасса.

- У меня есть и то, и другое. Еще старые издания. Когда палили, так пахан спрятал. Вот Салман Рушди у тебя имеется?

- Через пару недель получу. Отложить?

- Спрашиваешь. Ну, пока. Бегу в школу.

- А не боишься сегодня? - Томек показал в сторону Маневки, откуда доносился все более громкий обмен залпами. - Плюнь на школу, возвращайся домой, санни бой. Inter arma silent musae.

- Audaces fortuna juvat, - отвечал я без особой уверенности.

- Ер бизнес. - Томек вынул из кармана чистую тряпку, сплюнул на нее и протер витрину до глянца. - Бай.

- Бай.

Перед зданием масонской ложи "Гладиус", рядом с памятником Марии Конопницкой, стоял полицейский броневик с установленным на башенке пулеметом М-60. На цоколе памятника красной краской кто-то намалевал: "УНЗЕРЕ КОБЫЛА", а чуть пониже - "НЕ ССЫ ПРОХОЖИЙ КОБЫЛА НАШ ПРОРОК". Неподалеку от памятника была установлена пропагандистская витрина, а на ней под стеклом - фотографии, изображающие осквернение могилы писательницы на Лычаковском кладбище.

Джули

Ты так чудесна

Так чудесна...

Я пошел по улице Элигиуша Невядомского, бывшей Нарутовича, пробежал вдоль стены неработающей фабрики химволокна. К стене был прикреплен огромный плакат, где-то девять на девять, изображающий покойную мать Терезу. На плакате огромными каракулями из баллончика кто-то намалевал "ГЕНОВЕФА ДУРА". Потом я свернул на улицу, ведущую к Черной Ганче.

И там наткнулся на Белых Крестоносцев.