Вороний закат

– Не сомневаюсь. Но ты видел, что стало с твоими наймитами. Да, ты понимал: они меня лишь остановят. Максимум подранят, если повезет. Но тебя изумила та легкость, с которой я их искрошил. Посмотри на себя. Весь взмок, хоть и держишь в руке пистолет. Ты же надеялся встретить изувеченного отравой пьяницу с полтинником за плечами. А мне плевать на дыру в груди. Ты думаешь – как такое возможно и отчего те сволочи тебя не предупредили.

Темноволосый крепче обхватил Тноту, сжал губы.

– Ну что, это ли в твоей башке?

– Мы сейчас уйдем, а ты останешься здесь.

– Нет, останешься ты, и скажешь, кто послал тебя, – отрезал я. – Отделаешься увечьями. А если ответишь на все вопросы, то, может, даже сохранишь сустав-другой.

Он снял темные очки. Глаза у него были цвета моря, и свет играл в них как набегающая волна. Южанин оглядел мою загрубелую, отливающую металлом шкуру, сверкающие глаза, черные прожилки, ветвящиеся под кожей, будто обсидиановые нити.

Он не боялся, но тщательно взвешивал шансы. И правда, профессионал. Мне очень хотелось подойти, принять пулю и свернуть ублюдку шею. Но Тнота, бедняга, и так уже настрадался.

– Может, тебе спросить хозяина, а? Конечно, если он проснется.

Я скрипнул зубами, стиснул рукоять, стряхнул с лезвия кровь.

– Ты ведь не можешь читать мысли, – продолжил южанин. – Хочешь знать, как я догадался, а?

– Просвети же меня.

– Если бы ты мог, то знал бы про пару моих людей на крыше, – улыбаясь, сообщил он.

Не сумев себя побороть, я скосил глаза в сторону бара. Южанин, разумеется, тут же выставил пистолет над плечом Тноты и начисто снес бы мне голову, если бы Тнота не отпихнул его. Пуля царапнула щеку, распорола ухо. Я уже спокойней посмотрел на крышу и увидел двоих стрелков с мушкетами и дымящимися фитилями. Присел, неуклюже перекатился. Мушкеты рявкнули, возле меня взметнулись фонтаны пыли.

Тнота был уже в безопасности. В движении я выдернул пистолет бармена, прицелился и выстрелил. Увы, соколов в пике мне не сбивать – пуля лишь высадила оконное стекло. Южанин кинулся к лошади, вскочил в седло и мгновенно исчез в темноте.

И тогда на меня, наконец, накатило. Сердце затрепыхалось в груди, застучала в ушах кровь. Я птицей взлетел на галерею, но стрелявшие, видно, решили не дожидаться проблем и растворились в ночи.

Тнота быстро пришел в себя, развязал Гиральта, и они обнялись так крепко, что, казалось, слились в одно целое. Мне от этой радости не перепало. По сути, именно я чуть не угробил их. Шесть лет в Мороке, а дела мои все еще тянутся за мной и увечат друзей. Нельзя, чтобы друзей увечили. И чтобы они путались под ногами – тоже.

Дальше придется действовать самому.

Глава 6

Я чувствовал себя ребенком, слушающим родительскую перепалку, – из чулана, где Тнота хранил свои псоглавые статуи. Они укоряюще смотрели с полок, как я чистил и приводил в порядок снаряжение. Все, меч идеально остер, пистолеты заряжены и готовы плюнуть свинцом. Осталось довести до ума кинжал. Лезвие скрежетало о точильный камень, но не могло перекрыть летящую из-за двери какофонию ссоры.

– Если бы не он, ничего бы не случилось! – сердился Гиральт. – И ты хочешь, чтобы мы потащились за ним духи знают куда?

– Да не хочу, – устало ответил Тнота. – Но по-другому – никак.

Он освободился от жуткой власти «сосуна», но еще не оправился до конца. Или я попросту не слышал раньше, чтобы он бранился с партнером?

– Да, это место не медом намазано. И жизнь тут никакая. Но здесь мое дело, понимаешь? Ты знаешь, как долго я наскребал гроши в надежде открыть его? Отец бросил мою мать…

– И ей пришлось вычищать жир из котлов на фабрике, – докончил фразу Тнота. – Я знаю, ты мне рассказывал. Много раз.

– Что за тон! – взвился Гиральт.

Я пытался сосредоточиться на кинжале. Лезвие должно быть острым и чистым. Важно знать: если дела в передряге пошли наперекосяк, то это из-за сиюминутных, принятых в горячке решений, а не из-за головотяпства недельной давности. Дыр в шкуре бывает существенно меньше при тщательной подготовке.

Повязка на груди неприятно царапала кожу и вообще бесила. Гиральт вырезал из меня наконечник стрелы. Уж не знаю, чем он занимался до карьеры лавочника в Фортуна-тауне, но резать человеческое мясо, без сомнения, умел. Выходил наконечник тяжело и долго. Он погнулся, ударившись о ребра. Мне было больно, но не так, как ожидалось, а нож Гиральта совсем затупился. Воняло из дыры хуже, чем от сточной ямы на жаре. Вот дрянь. Гиральт славно поработал, и рану тревожить не стоило, но все же я не удержался, сдвинул повязку и посмотрел. Ха, почти ничего не осталось. Еще пара часов – и шрам полностью рассосется. Щека, задетая пулей, и порванное ухо уже заросли. Подарки Морока работали исправно.

И тут опять накатило. Я сильно закашлялся, согнулся вдвое, и вверх по глотке полезла гнусная черно-зеленая слизь. Удержать ее не вышло. Она все-таки выхаркнулась наружу, на руку, и я стер мерзость о статую, поглядевшую на меня с укоризной. Конечно, пачкать святых идолов хорошего друга – не слишком-то вежливо, но Тнота все равно бросит их здесь.