Вороний парламент

Неожиданно картинка переключилась. Она различила сердитые голоса мужчины и женщины, которые слышала до этого сотни раз. Мужской голос говорил: «Все кончено. На этот раз все кончено». Потом увидела сад, высокую живую изгородь и услышала оглушительный рев работающего механизма, в котором тонули все прочие звуки. Картинка не менялась, и тогда страх и ярость охватили ее. Она пыталась изменить опасное развитие сна, но это оказалось не в ее силах.

Она смотрела на работающие лезвия секатора, которые от быстрых движений сливались в одно сверкающее стальное пятно, и почувствовала прилив силы, темной и исступленной.

«Никто не узнает, – сказал ей внутренний голос. – Никто никогда не узнает».

На этот раз сон был другим – за ней кто-то наблюдал, о его присутствии она хотела забыть, отдавшись во власть чувств. Как он выследил ее? Как он узнал о ее слабости?

Она отвела взгляд от окна, кажущегося ярким пятном, и увидела над собой голову и плечи Гинсберга, хотя свет, по-прежнему застилавший ей глаза, делал его лицо похожим на темное полушарие. По белой стене бежали блики.

– Хорошо, Гинсберг, – сказала она, – теперь можешь съесть меня.

* * *

Герни. Герни. Герни.

Ему снова приснился Дэвид Паскини, который повторял его имя, а затем показал на оконное стекло. До него донеслись сердитые голоса – мужчины и женщины. Он увидел сад, услышал гудение секатора в руках мужчины. Шум работающего механизма и бессмысленная работа, которую он выполнял, помогали ему заглушить печаль. Внимание Герни привлекла фигурка маленькой девочки, наблюдавшей за мужчиной. От охватившего ее гнева и боли она застыла посередине лужайки в оцепенении. Позади нее работал дождеватель, струи которого рассекали солнечные лучи, образуя радужный водопад. Неожиданно она упала, тело ее покатилось, и он ощутил мощный прилив энергии, которая покинула ее в момент падения. Секатор взвился, как атакующая змея, его лезвия продолжали хищно стучать.

Его охватил ужас, когда он услышал крик ребенка. До него донеслось слово, которое она невнятно произнесла в момент оргазма, глядя широко открытыми глазами на залитое солнцем окно. Это был крик девочки и женщины.

– Папочка! – крикнула Пола. – Папочка!

Глава 18

Рейчел полулежала на кровати, откинувшись на подушки и закрыв глаза, как ей велел Герни. Она слышала его низкий монотонный голос.

– Ты не чувствуешь своих ног, – говорил он, – они становятся невесомыми. Твои икры... бедра...

Мысленно она следовала за ним, покидая свою телесную оболочку. Руки, ноги, спина становились невесомыми, плоть исчезала, и наконец осталась только грудная клетка и остановившееся сердце, голова, которая уже не принадлежала телу.

Пока он говорил, она утратила даже эти ощущения. Ее язык растворился, челюсти исчезли, грудная клетка, превратившись в гибкие прутья, растаяла. Ее сердце билось извне, откуда-то доносились его удары. Она вся превратилась в мысль, в одно воспоминание.

– Ты стоишь перед домом, – сказал ей Герни. – Где ты находишься?

Она облизала губы, силясь вспомнить, но медлила с ответом. Картина медленно восстанавливалась в ее памяти.

– Возле пустыря.

– Где? – настаивал он.

– В Хэмпстед-Хите.

– Как называется улица, на которой ты находишься?

– Она расположена на холме. – Воспоминания давались ей с трудом. Она мысленно добралась до угла и пошла дальше, ища табличку с названием улицы – белую, с рельефными буквами. Она снова и снова прокручивала этот момент, стараясь сосредоточиться. Наконец она сказала: – Уиндмил-Хилл.

– Где расположен дом?

– На вершине холма. Сначала идет пустырь, потом дорога. По другую сторону. По эту сторону – ничего. Открытая местность.

– Теперь ты идешь к дому, – скомандовал Герни. – Что ты видишь?

Это она хорошо помнила. Неглубокий гипноз лишь обострил ее чувства.

– Забор, – ответила она. – За ним – собаки.

– Хорошо. Как ты входишь?

– Звоню. Запускается в действие какой-то механизм, и две перегородки в собачьем вольере, опускаясь, образуют широкую дорожку. В металлической сетке, которой обнесен вольер, есть калитка. Прохожу через ворота в деревянном заборе, закрываю их, иду по туннелю, дорожке, открываю раздвижные ворота, закрываю их. Перегородки поднимаются.

– Человек, который управляет перегородками, он видит, как ты входишь?

Рейчел долго молчит, потом говорит:

– Думаю, видит.

– Идешь к дому. Сколько до него от раздвижных ворот?

– Ярдов тридцать.

– Ты стоишь перед входной дверью. Что дальше?

– Джерри впускает меня.

– Кто?

– Джерри Мартин. Человек, которого ты застрелил.

– Хорошо. Ты не стучишь?

– Нет. Он просто открывает дверь.

– Значит, он видел, как ты шла по дорожке.

– Должно быть.

– На улице светло или темно?

– Светло.

– Возвращаешься к воротам в заборе.

– Иду.

– Уже вечер. Темно.

– Да.

– Ты выходишь на дорожку. – Он выдержал паузу. – Темно?

– Нет. На земле ярко горит прожектор.

– Свет бьет прямо в глаза?

– Да.

– Хорошо. Снова день, и ты опять стоишь у дверей. Тебя впускают, и дверь за тобой закрывается. Так?

– Да.

– Теперь пройди по дому и опиши мне его.