Воронята

Но никакие отпечатки уже ничему не повредили бы. Кости были чистые, как в музее, плоть давно сгнила, от одежды остались лишь отдельные нити. Осторожно разгребая листья, Ганси откопал весь скелет. Он лежал съежившись, подогнув одну ногу и раскинув руки в стороны. Воплощенный ужас. Одни детали время пощадило, другие унесло. Часы остались, а кисть нет. Рубашка пропала, а галстук остался – он лежал зигзагами поверх смятой грудной клетки. Ботинки были грязные, но непогода их не тронула. Внутри кожаных ботинок сохранились носки – мешочки, полные костей.

Одна щека у черепа была вдавлена. Возможно, это и послужило причиной смерти.

– Ганси, – ровным голосом сказала Блу. – Это мальчик. Мальчик из Агленби.

Она указала на грудную клетку. Между двумя обнаженными ребрами застрял лоскут свитера. Синтетические нити вышивки устояли перед дождем и снегом.

Блу и Ганси уставились друг на друга поверх останков. Молния озарила их лица. Блу с особой остротой заметила, как обрисовался под кожей череп Ганси, его высокие, отчетливые скулы, совсем как у рыцаря на карте Смерти.

– Надо сообщить в полицию, – сказала она.

– Подожди, – произнес Ганси.

Ему понадобилось несколько секунд, чтобы найти бумажник, лежавший под берцовой костью. Кожа была качественная – бумажник запачкался и вылинял, но, в основном не пострадал. Ганси раскрыл его и взглянул на разноцветные края кредиток, лежавшие в боковом кармашке. Затем он нащупал водительские права и вытащил их.

Блу услышала, как Ганси в ужасе втянул воздух.

С фотографии смотрел Ной.

29

В восемь часов Ганси позвонил Адаму на фабрику трейлеров. – Я за тобой заеду, – сказал он.

Он не объяснил, в чем дело, но это был первый раз, когда Ганси просил его уйти с работы пораньше, и Адам не стал возражать.

«Камаро» стоял на парковке, и неровный шум мотора эхом разносился в темноте. Адам сел в машину.

– Объясню, когда доедем, – сказал Ганси.

Он передвинул рычаг и надавил на газ с такой силой, что задние колеса взвизгнули. Увидев выражение лица Ганси, Адам подумал, что с Ронаном случилась беда. Возможно наконец с Ронаном случился Ронан. Но ехали они не в больницу. «Камаро» влетел на парковку у Монмутской фабрики. Вместе они поднялись по темной, скрипучей лестнице на второй этаж. От толчка дверь открылась, ударившись о стену.

– Ной! – крикнул Ганси.

Зал тянулся перед перед ними и казался в темноте бесконечным. На фоне окон виднелась фальшивая панорама миниатюрной Генриетты. Будильник Ганси непрерывно пищал, сообщая о времени, которое уже давно прошло.

Адам безуспешно искал выключатель.

Ганси снова закричал:

– Нам надо поговорить! Ной!

Дверь в комнату Ронана открылась, появился квадрат света. На пороге нарисовался силуэт Ронана. Одну руку он прижимал к груди – на ладони у него, съежившись, сидел вороненок. Ронан сдвинул с ушей дорогие бархатистые наушники и оставил их висеть на шее.

– Где тебя носило? А, Пэрриш. Я думал, ты работаешь.

То есть Ронан знал не больше Адама. Тот почувствовал холодок облегчения, которое тут же подавил.

– Работал, – сказал он, наконец нащупав выключатель.

Комната превратилась в сумеречную планету. В углах шевелились острозубые тени.

– Где Ной? – спросил Ганси.

Он выдернул шнур будильника из стены, чтобы заткнуть его.

Ронан оценил состояние Ганси и поднял бровь.

– Вышел.

– Нет, – с ударением ответил Ганси. – Нет. Ной!

Он попятился в центр комнаты и повернулся, чтобы окинуть взглядом углы и потолок – такие места, где вряд ли мог находиться сосед по квартире. Адам помедлил у двери. Он не понимал, отчего такой шум из-за Ноя.

Ной, который иногда незаметно пропадал на полдня. Человек, чья комната была девственно-чистой, а голос никогда не повышался.

Ганси перестал искать и повернулся к Адаму.

– Адам, – сказал он, – как фамилия Ноя?

Адаму всегда казалось, что он это знает. Но теперь фамилия Ноя абсолютно вылетела у него из головы, и Адам остался стоять, приоткрыв рот. Это было всё равно что забыть дорогу в школу или домой, телефонный номер Монмутской фабрики…

– Не помню, – признался он.

Ганси указал на Адама таким жестом, как будто стрелял в него из пистолета или хотел обратить на что-то особое внимание.

– Черни. Зерни. Щерни. Ну или как она там произносится. Короче. Ной Черни.

Откинув голову назад, он заорал в пустоту:

– Я знаю, что ты здесь, Ной!

– Чувак, у тебя крыша поехала, – заметил Ронан.

– Открой его комнату, – велел Ганси. – И скажи мне, что там.

Изящно пожав плечами, Ронан выскользнул в коридор и повернул ручку двери Ноя. Она открылась, обнаружив краешек неизменно застеленной кровати.

– Как обычно, похоже на келью монашки, – сказал Ронан. – Все признаки психушки. Что я ищу? Наркотики? Девочек? Оружие?

– Скажи, – потребовал Ганси, – какие уроки ты посещаешь вместе с Ноем.

Ронан фыркнул.

– Никакие.

– И я тоже, – ответил Ганси и посмотрел на Адама, который слегка покачал головой. – И Адам. Как такое возможно?

Впрочем, он не стал ждать ответа.

– Когда он ест? Вы когда-нибудь видели, как Ной ест?

– Да мне всё равно, – ответил Ронан.