Ворон: Полное собрание сочинений

И теперь — это Божеское Сердце — что есть оно? Оно наше собственное.

Да не отпугнет лишь кажущаяся непочтительность этой мысли наши души от того холодного пользования сознанием — от того глубокого спокойствия самовзгляда внутрь, — через который мы только и можем надеяться достичь присутствия этой самой возвышенной из истин и не спеша взглянуть ей прямо в лицо.

Явления, от которых наши заключения должны здесь зависеть, суть лишь духовные тени, но тем не менее вполне существенные.

Мы бродим среди участей нашего существования в мире, окруженные смутными, но всегда присутствующими Воспоминаниями Участи более обширной, очень отдаленной в давно прошедшем времени и бесконечно грозной.

Мы изживаем Юность, особливо посещаемую такими снами, но никогда не принимаем их ошибочно за сны. Мы знаем их как Воспоминание. В продолжение нашей Юности различие слишком четко, чтобы обманывать нас хоть на одно мгновенье.

Пока эта Юность длится, ощущение, что мы существуем, есть самое естественное из всех ощущений. Мы понимаем его целиком. Чтобы было когда-нибудь время, когда мы не существовали — или чтобы это могло так случиться, что мы не существовали никогда вовсе, — это суть, воистину, такие соображения, которые в течение этой Юности мы находим трудным понять. Почему бы мы не существовали, это, до поры нашей Возмужалости, из всех вопросов наиболее лишенный ответа. Существование, самосуществование, существование от всего Времени и до всей Вечности кажется, до поры Возмужалости, правильным и бесспорным состоянием — кажется, потому что есть.

Но вот приходит пора, когда условный Мировой Разум пробуждает нас от истины нашего сна. Сомнение, Удивление и Непостижимость прибывают в один и тот же миг. Они говорят: «Вы живете, а было время, когда вы не жили. Вы были созданы. Существует Разум больший, чем ваш собственный; и лишь через этот Разум вы живете живя». Мы стараемся это понять, делаем усилие и не можем — не можем, потому что это, будучи неверно, тем самым, по необходимости, непостижимо.

Нет мыслящего существа, которое живет и которое, в какой-нибудь лучезарный миг своей мыслительной жизни, не чувствовало себя среди зыбей напрасных стараний понять или поверить, что существует что-нибудь большее, чем его собственная душа. Крайняя невозможность души кого бы то ни было почувствовать себя низшей сравнительно с другой, напряженная завладевающая неудовлетворенность и мятеж при этой мысли, — это все, вместе с всепревозмогающими тяготениями к совершенству, суть лишь духовные, совпадающие с вещественными, полные борьбы усилия в направлении к первичному Единству; они, для моего ума по крайней мере, суть некоторого рода доказательство, весьма превышающее то, что Человек называет доказательством, — доказательство того, что ни одна душа не ниже другой, что ничего нет и не может быть выше какой-либо души — что каждая душа есть частично ее собственный Бог, ее собственный Создатель — словом, что Бог — вещественный и духовный Бог — ныне существует только в рассеянном Веществе и Духе Вселенной и что воссобирание этого рассеянного Вещества и Духа будет лишь восстановлением части Духовного и Личного Бога.

С этой точки зрения, и только с этой точки зрения, мы понимаем загадки Божеской Несправедливости — Неумолимого Рока. Только с этой точки зрения существование Зла делается постижимым, но еще больше — с этой точки зрения оно делается терпимым. Наши души не возмущаются более на Скорбь, которую мы сами наложили на самих себя, в свершение наших собственных замыслов, с целью — хотя бы с целью пустою — расширить нашу собственную Радость.

Я говорил о Воспоминаниях, что посещают нас во время нашей Юности. Они иногда преследуют нас далее в нашей Возмужалости: принимают постепенно менее и менее неопределенные очертания и время от времени говорят к нам тихими голосами, глаголя: