Ворон

Через некоторое время вышел он туда, где деревья еще стояли, только в их кронах клубилась черная гарь, и был жар от которого потемневшие листья сжимались. Темень была такая тягостная, что, если бы не сияющий эльфийский клинок, Барахир бы и собственных рук не увидел…

— День ли сейчас, ночь ли? — говорил он, и тут ему пришел ответ.

Барахир сразу же узнал говорящего. Этот-то голос никак не изменился — как и был мрачнейшим таким и остался. Говорил гном Антарин:

— Что — потерял свою возлюбленную? А я, ведь, предупреждал…

— Не правда! — с жаром выкрикнул юноша, пытаясь определить, откуда исходит голос — а он вещал из мрака, и, казалось, со всех сторон:

— …Тогда ты еще мог остановить все — да, мог бы! Главное — сила сердца, пыл его. Когда-то пыла не хватило мне, и я утерял свое сокровище…

— Она жива! — громко выкрикнул Барахир, и не в силах больше это выдерживать, повернулся, побежал дальше, но гном окрикнул ей:

— Высоко-высоко, пролетели белые лебеди, и у них была колыбель.

Тут Барахир внимательно стал высматривать гнома, и вскоре увидел его, сидящим возле мшистого своего валуна, который сливался теперь со всем иным лесом. Черные провалы глазниц были устремлены прямо на юношу…

— Куда они полетели?! Кто эти лебеди?!

— Если взять путь от Моря, до Серых гор, то это меньше трети пути до той страны, где живут те лебеди. Вокруг воют ледяные ветры и, даже Саурон не ведает, что за эти снегами. А там горы — более высокие, чем Серые, а за горами — королевство зверей. Как маленькая жемчужина в темном ледяном океане… Ими правит одна из Майя — прекрасная и мудрая фея. Туда и понесли их лебеди…

— Ты все лжешь! — ужаснувшись таким словам, выкрикнул Барахир.

— Почему ты не веришь теперь? Я не так часто говорю вести добрые, но это-то весть добрая.

— Так, значит, они не за Бруиненном опустились? Значит, не ждут меня…

— Через несколько дней, они будут представлены фее…

— А, сколько займет дорога туда? — спрашивал Барахир.

— Никто не пройдет туда — ни орк, ни тролль, ни эльфийский витязь…

— А, если бы, все-таки, смог — сколько бы тогда занял этот путь?

— Да вся жизнь была бы положена на путь в то королевство. Ну, если бы он мог обратиться в орла, то и за несколько дней добрался…

Лик Барахира страшно исказился — точно камни пали его слова:

— Значит — я пойду за ними. Я поклялся, что усыновлю их. Я поклялся своей королеве, и я исполню клятву. Только смерть может избавить меня от данного слова!

Антарин усмехнулся:

— Если даже ты выполнишь то, что не под силу никому из смертных, что потом? К тому времени они уже вырастут, и будут счастливы. Ты же потратишь на дорогу всю свою жизнь, и, как старый разбитый калека приползешь туда. Ради чего? Ради того, чтобы рассказать им, кто они на самом деле?… Там их ждет счастье — многие из живущих здесь позавидовали бы такой судьбе… Мне трудно дышать… Этот воздух. слишком жаркий. Смерть близка, а на душе моей все светлее…

Гном замолчал, тяжело задышал; но морщины его несколько разгладились; будто терзавшая его долгие годы мука отступила. Барахир же уже не слушал его — он и не помышлял, что можно было бы оставаться, обустраивать свою жизнь — он дал клятву, и она теперь значила для него все. Он помнил последнюю просьбу своей королевы, а она то значила для него куда больше, чем слова Антарина, о счастливом уделе троих сынов Хаэрона.

— Юноша, юноша… — слабым голосом позвал его Антарина, и облокотился ослабевшей головой о мшистый валун. — Перед тем, как покинуть этот мир, я хотел бы принять от него свет… Я слышал — ты слагаешь стихи.

Барахир молча кивнул.

-. Расскажи-ка мне что-нибудь про осень. — вздохнул Антарин. — Когда-то я очень любил это время года. Знаешь, когда уже темно, стучит на улице дождь. Ну, а ты сидишь возле камина, и хорошо тебе, и уютно…

Только Антарин вымолвил последние слова, а с его уст Барахира уже слетал… листопад светлой печальной наполненный:

— Всю осень и зиму, сидел у камина,
И боль вниз тянула — холодная тина.
Весна наступила, капель за окном,
Оставлю я память, оставлю свой дом.

Спокойный и младый, пойду по лугам,
Где горы небесные вторят мечтам.
И в облачный зал дуновеньем войду,
Навек там забуду мучений чреду…

Лик гнома потемнел, стал подобен изъеденному трещинами камню, а затем навсегда канул во мраке.

Барахир постоял некоторое время над этим мраком, шепча в растерянности:

— Сердцем чувствую, что правду он говорил, что именно так, как он говорил и есть на самом деле! Значит, Барахир, предстоят тебе годы странствий, годы мук… Что теперь? Вернуться ли в Туманград по тайному ходу, или же сразу идти на восточный брег Бруиненна?.. Когда-то я давал клятву, что буду защищать родной град — одна клятва не освобождает от другой. Попытаюсь спасти ИХ дом…