Ворон

— Ну — ты поговори еще! — выкрикнул Брогтрук. — Ты за кого меня принимаешь?! — орку показалось, что он вскричал не слишком грозно, и потому, завопил по второму разу, но уже гораздо сильнее — так что малыши тихонько заплакали. — Ты за кого меня принимаешь?!!! Ты что, думаешь, я околдованный; думаешь меня в какого-то там елфа превращают?!! Я орк, я грозный Брогтрук, и, если захочу сейчас перегрызу и тебе, и им глотки. Да — у вас, должно быть, сладкая кровь! Ха-ха — что не ожидал! Мне пришлось это делать, ради денег, а не ради всяких елфийских штучек, вроде лубви!

Тут он подбежал к хоббиту, схватил его за руку… он намеривался рывком поднять. Однако, в последнее мгновенье, чувство жалости остановило его от этого резкого рывка. Брогтрук, все еще держа его за руку спросил:

— Сможешь идти?

— Да — смогу… — слабым голосом произнес Фалко, и, опираясь на лапу Бругтрука, кое-как поднялся.

Постоял некоторое время, пытаясь совладать с головокружением, затем, покачиваясь на неверных ногах направился к выходу. Кстати сказать, в эти дни Брогтрук сорвал с его шеи ошейник, верно рассудив, что он только помешает выздоровленью.

Когда Фалко открыл дверь, и увидел дождевые стены, еще более плотные, нежели, когда он впал в забытье; увидел темнеющий на размытой дороге, унылый караван — то горестный стон вырвался из его груди.

Если бы было солнце, то оно придало бы ему сил, но этот холодный воздух, этот дующий порывами, несущий дождевые сонмы ветер — все это только отозвалось в его груди тоскою. Он покачнулся, упал бы, если бы не поддержал его сзади Брогтрук:

— Что — совсем сил лишился, лягушенок?!

И опять в голосе орка, за деланном неприязнью, проскользнуло внимание.

— Нет, нет — теперь мне лучше. — тихо произнес Фалко.

— Пойдешь ли ты собирать свои корешки, или гнать тебя плетью?!

— Да, да — сейчас пойду. Я только хотел спросить у вас: ведь, после того, как вы… продадите нас в рудники, вы пойдете в Казад-Дум?

— Да! — выпятив грудь выкрикнул Бруктрук. — Конечно, я пойду на Казад-Дум, и вернусь с новыми рабами — с гномами!..

— Вы не вернетесь от Казад-Дума. — печально прошептал Фалко.

— Что ты мелешь?!

— Зачем, зачем Тебе это? Прошу Тебя — очнись. Ведь — Ты совсем недавно были гораздо счастливее, нежели в какое-либо иное время. Так зачем же Казад-Дум? Разве Ты не знаешь, что там будет: кровь, вопли, смерть… Но там вы не найдете того города, о котором грезили перед младенцами.

— А где мне его искать? — вырвалось у Брогтрука, но, тут же, он и одернулся, зарычал. — Ты это про что, а?! Быть может, плетью тебя отделать… А ну — пшел за своими корешками! Эй — стража! Две десятка, вместе с ним, быстро!

Подбежали орки и сдернули Фалко в грязь, хотели было гнать пинками, но Брогтрук остановил их:

— Вы осторожней с ним! Он чуть что и развалиться; так что — вы у меня за него головою отвечаете!

Тогда Фалко схватили, подняли, и понесли в сторону от дороги.

Хоббит еще развернулся, и как мог — совсем негромко молвил, обращаясь к Брогтруку:

— Первый шагом, по дороге к тому Городу — будет побег. Вы должны вырваться из этой безумной толпы…

Брогтрук слышал каждое слово; и даже задумчивость на него навалилось. Но тут же он пришел в ярость: и на Фалко, и на себя, за то, что слушает такие речи; бросился внутрь повозки, громко хлопнул при этом дверью.

Еще некоторое время слышны были его быстрые шаги, и вся повозка вздрагивала, когда он ударялся в ее стены, точно зверь посаженный в клеть…

* * *

Всю сцену с Фалко видели Эллиор, Хэм, Ячук, и недавно присоединившийся к ним Мьер. Они залегли в зарослях, которых поднимались в полутораста шагах к западу от дороги. То была, изгибающаяся полукругом коса темного елового леса, за этой косой открывалось довольно широкое поле, на котором чернели останки какого-то поселения; ну а дальше, и уже непроходимою стеною поднимался лес.

Эти четверо преследователей, уже довольно долгое время таились в этих зарослях, ведь караван остановился, когда рабы попытались бежать…

Но вот вот из кривобокой повозки вышел…

— Фалко! — не удержался, и с болью, и с радостью выкрикнул Хэм.

Больше, впрочем, было боли — уж, лучше бы он вовсе его не видел, чем в таком вот состоянии, когда он был похож на скелет. Его пришлось удерживать, чтобы он так как он рвался к своему другу, а потом, когда его, словно капканом перехватил своей ручищей Мьер, то зарыдал он:

— Вы видели, что они с ним сделали?! Это не Фалко уже… это…

— Тиши ты… — ворчал Мьер. — Или не понимаешь, что легче было бы в реке утопиться, или на суку повеситься, чем под орочьи стрелы подставляться.

— Да — слышал я это — слышал! Но — неужели я не понимаю, что с каждым шагом, все меньше у нас шансов, что представиться такой случай, когда бы мы могли попытаться освободить его бежать!..