Ворон

— Я найду моего сына, но ты, дьявол, не получишь мою дочь!

— Забирай девчонку, — бросил он ей. — Мне не придется кормить ее или давать ей приданое. Я ничего не должен отцу Если бы он сначала не украл тебя у меня, ты бы мне принесла детей, и я был бы счастливейшим человеком. Отправляйся ко всем чертям!

— Пойдем, жена, — сказал Тови, поднял ее со стола и сопротивляющуюся понес из зала.

— Где ребенок? — спросил Бода. — Я не хочу, чтобы уэльская женщина была несчастна.

— В большой спальне с няней. Уилла принесет ее вам на заре перед вашим отъездом. Не хотите ли маленькую женщину на ночь, а? Не сомневаюсь, что ваш сынок будет счастлив разделить с вами невесту — И Кэдерик вновь мерзко рассмеялся. Потом он резко бросил:

— Убирайтесь! Дело сделано! Я не приглашаю вас вновь посетить Элфдин. Не возвращайтесь сюда.

— Не бойтесь, мой господин, — спокойно сказал Вода. — У нас нет нужды еще раз проезжать мимо вас. — Он учтиво поклонился и покинул зал, оставив Кэдерика Этельмара наедине с вином.

Во дворе стояла повозка торговца. Бода взобрался в нее, стянув с себя грязный серо-белый парик. Уинн лежала, одетая в чистую рубашку, на узкой скамье, которая служила спальным местом. При его появлении глаза ее широко раскрылись: парик в руке, рыжие волосы горят огнем при свете фонаря.

— Эйнион! — всхлипнула она. — Ой, Эйнион! — Она села, облегчение разлилось по ее измученному телу.

Великан заключил ее в свои медвежьи объятия и крепко обнял.

— Леди! Моя леди Уинн. Хвала Всевышнему, мы вас наконец нашли!

— Но ты не похож на себя, — произнесла Уинн, пристально всматриваясь в него, — и все же я узнала твою буйную голову и твой дорогой голос.

Эйнион засмеялся.

— Мой лорд Мейдок — мастер перевоплощений, моя леди Уинн. Ты ведь не узнала его в отвратительном облике Тови, правда?

— Нет.

— Моя кожа выкрашена смесью коры и ягод, чтобы напоминала кожу пожилого человека, — пояснил Эйнион. — Глина изменила мне форму носа. Я горблюсь и научился изменять походку У меня даже голос другой. Замечательная маскировка, моя леди Уинн, верно?

— Очень хорошая, Эйнион, — согласилась Уинн, а потом взглянула на другого человека в повозке. — Это на самом деле ты, Мейдок? Я не могу узнать тебя в таком виде. Там, в зале, мне вдруг показалось, что я увидела твои глаза. — Ее начало трясти.

Мейдок протянул руку и укутал ей плечи небольшим куском мягкой шерсти.

— Это действительно я, дорогая. Яне смею принимать свой прежний вид, пока мы не покинем этого места. Этот саксонский тан не обрадуется, узнав, что он вернул тебя мужу. Он, кажется, получил огромное удовольствие, опозорив тебя.

— Это место называется Элфдин, мой господин. Оно три года было моим домом, — произнесла Уинн, и он мгновенно почувствовал укор в ее голосе. — Я прожила здесь дольше, чем в Скале Ворона. — Потом она взглянула на Эйниона. — Где моя дочь?

— С няней в большой спальне. Он сказал, что даст ее мне утром.

— Я не уеду отсюда без Аверел, — твердо сказала Уинн.

— Аверел! — сказал Мейдок. — Я думал, что мы договорились назвать дочь Анхарид.

— Аверел не твоя дочь, мой господин, — ответила Уинни заинтересовалась, почему, говоря ему это, она почувствовала какое-то горькое удовлетворение. Его приезд сюда, конечно, был счастливым случаем, но это произошло так поздно, и ее мучила обида.

Глаза Мейдока потемнели.

— Это дочь того скота, который называет себя хозяином этого места?

— Нет, — презрительно ответила Уинн. — Ее отец — Эдвин Этельхард, прежний владелец Элфдина. Он умер десять месяцев назад на охоте, пожертвовав собой, чтобы спасти жизнь старшего сына, той свиньи, которая сейчас правит в этом зале.

— А мой ребенок? Ты благополучно родила его?

— Да. У тебя сын, мой господин. Прекрасный, здоровый мальчик. Я назвала его Арвелом, а не Анвилом, поскольку этот ребенок родился в неволе и был оплакиваем всеми.

«Неволя, — горько подумала Уинн, — которая могла кончиться гораздо раньше, если б ты поторопился вызволить меня из нее».

— Где мой сын? — спросил Мейдок. Она, казалось, проявляла больше беспокойства о дочери, чем о сыне.

— Разве ты не слышал, что сказал Кэдерик Этельмар в зале, мой господин? Он продал его Рори Бэну, который, пока мы сейчас разговариваем, везет его к твоему брату в Кей! — Глаза ее налились слезами. — Почему ты не приезжал все это время за нами, мой господин? Почему?

Я ждала и ждала, молилась и молилась, чтобы ты освободил нас, но ты не приходил. Словно мы никогда не существовали для тебя, Мейдок.

— Это несправедливо, Уинн, — сказал он, и гаев начал постепенно подниматься в нем. У нее ребенок от другого человека, и когда она начала говорить о нем, по тону было видно, что Уинн глубоко любит его.

Любит ли она еще своего саксонца? И любила ли она его когда-нибудь?

— Ты не приходил! — повторила Уинн.