Ворон

Вороны, каркая, летают над нашим домом,
Подавая знак, что ты стоишь у окна.
Голуби раз за разом летят к твоему дому,
Принося тебе мои письма.
Любимая, оставайся стоять у окна,
Однажды я прилечу вместе с сотнями птиц
И заберу тебя к себе домой.

Пока власть в Иране менялась, курды воспользовались нестабильной ситуацией, чтобы заявить о независимости.

В ответ революционная гвардия новой власти вошла в Курдистан, и разгорелась война между вооруженными курдами и исламским религиозным режимом.

Вернувшись в Тегеран, я взял рюкзак и тайно отправился через горы в Курдистан. Будучи журналистом подпольной газеты, я решил отправиться на передовую, чтобы больше не думать о Исфахане.

Государственным газетам было запрещено писать об этой войне. Поэтому никто не знал, что на самом деле происходит в Курдистане. Курдистан — это край с большим количеством тайн и сюрпризов. Я разговаривал с курдами и писал об их жизни, их мечтах. Я записывал песни о Курдистане, которые мужчины пели, повесив ружья на плечи. И я заходил в их дома. В деревне Бардараш я зашел в мастерскую старого кузнеца. Казалось, что, входя в эту кузницу, попадаешь в Средневековье. Там было темно. Не горело ни одной лампы. В сиянии, исходившем от полыхавшего огня, виднелись неясные контуры изделий. Гвозди, подковы и лемехи плуга. Кузнец ковал серп. Он сунул его в пламя, и оно разгорелось с новой силой. Достав серп из огня, кузнец положил его на наковальню и начал постукивать по нему молотком. Я спросил его:

— Вы работаете здесь один?

— Нет, нас двое, — ответил мужчина.

Когда он опустил серп в жар печи, пламя вновь стало ярким. Я осмотрелся, но никого не увидел. Было темно, огонь разгорался, и серп в печи раскалился добела. Каким образом разгорался огонь? Где был тот второй человек? Мое внимание привлекла дыра в стене. Мне показалось, что я слышу, как работают кузнечные мехи. Я посмотрел в дыру. Там никого не было, но я услышал вздох ребенка.

— Кто там?

Мне никто не ответил.

— Есть там кто-нибудь? — крикнул я.

Тихий девичий голосок ответил:

— Да, я, Захра.

Я вздрогнул от неожиданности и проговорил:

— Можно мне тебя увидеть?

Из темноты, из-за средневековых кузнечных мехов сверкнули испуганные глаза. Глаза Захры, внучки кузнеца.

Шесть месяцев спустя я закончил рукопись, которая состояла из подобных историй.

Я послал ее в различные издательства Тегерана, но в то время никто не решался ее опубликовать. Отчаявшись, я отправился в самое крупное издательство. Редактор, пролистав мою рукопись, сказал:

— Возвращайся через час.

Я отправился в кафе, заказал что-то перекусить и несколько стаканчиков чаю, чтобы скоротать время.

— Это серьезная хроника, литературный манифест. Я бы очень хотел это издать, но, к сожалению, не могу, — сказал редактор, когда я вернулся в его кабинет.

Это был мой последний шанс, я стоял на улице, не зная, куда податься.

Было многолюдно, и мне это не нравилось. Я свернул в тихий переулок. Кто-то окликнул меня:

— Подожди!

Я обернулся и увидел молодого мужчину, я узнал его, это был вахтер издательства. Я надеялся, что редактор послал его за мной, потому что передумал. Он схватил меня за руку и зашептал:

— Если хочешь, я издам твою книгу нелегально. Я не могу тебе заплатить, и, после того как ты отдашь мне рукопись, мы больше никогда не увидимся. Ты меня не знаешь, я тебя не знаю. Договорились?

Это было время революции и войны, время, когда твоя возлюбленная в одночасье могла стать женой другого. Мне нужно было быстро принять решение.

— Договорились.

Я вручил ему рукопись, мы обменялись рукопожатием, нам больше не суждено было встретиться.

— Подожди минутку! — крикнул он. — Мне нужно имя, имя писателя. Я же не могу напечатать твое имя на обложке. У тебя есть псевдоним?

Второй раз в моей жизни мне задали этот вопрос. В этот раз мне также не пришлось долго думать:

— Рэфик Фоад!

С Рэфиком Фоадом, доктором, которого впоследствии казнили, я познакомился еще студентом. Позднее он стал известен и уважаем в Курдистане. У него не было своей практики, и он ездил по холмам и долам на старом джипе от пациента к пациенту.

Во время моей поездки в Курдистан я на неделю остановился у него. Он жил у родителей в большом старом доме. Было здорово вновь увидеть его спустя столько лет, к тому же я мог сопровождать его во время визитов к больным.

Когда я решил продолжить путь, он вывел коня из стойла, вручил мне ружье и сказал: «Езжай на этом проверенном скакуне по моему Курдистану и пиши о нашей боли».

Вскоре его арестовали. Вернувшись в Тегеран, я узнал, что его казнили.

Вахтер сдержал свое слово. Моя первая книга на персидском языке была опубликована и продавалась на улицах. На обложке красовалось имя Рэфик Фоад.

Я купил один экземпляр, быстро вдохнул запах его страниц и спрятал за поясом брюк. Мое сердце бешено колотилось от счастья.

7. Американцы