Воробей. Том 2

Посещение пристаней, тем не менее, принесло только положительные эмоции. Развитие торгового и пассажирского сообщений по рекам Сибири явно демонстрировало и общее развитие региона. Если пароходам нечего будет возить, то и строить сложные машины никто не будет. А раз с каждым годом транспортных компаний только больше становится, значит, объем торговли тоже увеличивается. И пусть до оборотов той же Волги Оби еще ой как далеко, тенденция просматривается уже сейчас. И радует.

На верфи к Магнусу не поехал. Моего там было чуть, состояние этой отрасли я уже успел выяснить, и тратить время на то, чтоб просто полюбопытствовать, чем датская технология отличается от какой-нибудь другой, посчитал излишним.

А вот оговорка Тецкова о том, что чуть ли не в каждом прибрежном селе имеется угольный склад, заинтересовал. Интересно вдруг стало, кто же это такой продуманный — догадался организовать гарантированный сбыт угля и навигацию пароходникам облегчил? У меня как раз приглашение на ужин от бессменного председателя губернского правления, Павла Ивановича Фризеля имелось. А кому как не этому матерому чиновнику должно быть известно, кто чем на его территории промышляет?!

Признаться, была мысль переманить Павла Ивановича в столицу. В канцелярию премьер-министра грамотные чиновники всегда требовались. А Фризель — человек с железными нервами и богатейшим опытом. Но передумал. А вот иметь в Сибири некоторый кадровый резерв на случай, если заменить выбывшего губернатора окажется больше некем, это дорогого стоит.

Еще, честно говоря, опасался нарваться на отказ. Фризель в Сибири служит чуть ли не всю жизнь. Знает здесь все от и до. И его все знают. Супруга его, Елизавета Александровна, в Мариинской женской гимназии начальствует. Дочери за здешними же, сибирскими чиновниками замужем. Порвать все связи и уехать за чинами и наградами в малознакомый и неприветливый Санкт-Петербург? На это нужно огромное желание иметь, а я и прежде замечал, что Павел Иванович обостренным честолюбием не обременен.

Тем более что и здесь, в Томске, награды находят своего героя. Парадный мундир Фризеля, например, уже неплохо украшен сверкающими звездами орденов. Да я еще привез. И ему, и действующему губернатору по Станиславу второй степени. Для гражданских чиновников — довольно высокая награда. Значимая, я бы даже сказал.

Ну и еще одно останавливало: четкое осознание того, что Павел Иванович уже четырех губернаторов на своем посту пережил. В связи с этим, возникает вопрос: кто в действительности губернией управляет? Назначенный из МВД, пришлый, человек, или свой председатель губернского правления? И мог ли тот же Андрей Петрович Супруненко заниматься вопросами образования в губернии, если бы не понимал, что вся остальная деятельность гражданского правления под неусыпным контролем надежного, как швейцарские часы, Фризеля?

В том, что Павел Иванович осведомлен о делах губернии получше многих, я ничуть не сомневался. Но когда, в ответ на мой вопрос об устроенных на берегах судоходных рек угольных складах, тому и задумываться не пришлось, я был по хорошему удивлен.

— Так Щегловский это уголек, Герман Густавович, — пояснил Фризель. — Деревенька есть такая на берегу Томи — Щегловка. Там, где в Томь Искитимка впадает. Проживает там семь семей, и у всех фамилия единая — Щегловы. Вот они и роют, да по рекам на баркасах развозят. А торг ведут уже местные. И цену дают такую, у кого на сколько совести хватает. Иной раз в соседних селищах и в два раза цена может отличаться.

— И что же? — снова удивился я. — Все равно берут?

— Берут, — хмыкнул чиновник. — А куда деваться? Капитаны до последнего тянут. Пока из погребов последнюю труху не сожгут, к берегу не поворачивают. А там уж береговые глумиться начинают. С того капитаны теперь и товарец какой-никакой с собой стали возить. На угле его все одно береговые обманут, а так он хоть часть денег назад вернет…

— Чудны дела Твои, Господи, — покачал я головой. — Мне купцы на капитанов жаловались. А оно вон как все оборачивается.

— У всех своя правда, Герман Густавович, — развел руками Фризель. — У купца-пароходника своя, у речных волков — капитанов — своя. Щегловские вот свою правду по берегам развозят, а местные к ней наценку делают.

— И что же цены? — решил все-таки уточнить я. — Много ли выше тех, по каким уголь в Томск поставляется и на железную дорогу?

— Почему выше? — настала пора удивляться председателю губернского правления. — Ниже. Даже самые наглые выше Томских цену не задирают. А в самой Щегловке чуть не втрое ниже купить можно. Болтают, будто Щегловские инородцев каких-то в дыру земную засунули. Те уголь роют, а деревенские их за то кормят. Врут, поди. У базарных кумушек во всем дикий инородец виноват…

Инородец виноват… Кроме огромного желания вновь побывать на Родине, увидеть Томск, посмотреть, что стало с моими здесь многочисленными начинаниями, у меня была и официальная причина посещения Томской губернии. И если причине этой нужен бы был заголовок, он стал бы таким: «Инородческий вопрос».