На этот раз гвоздь изогнулся в
Всё это время Мими стояла перед ним и объясняла, что хочет увезти его,
Пальчика, Топу и Хлопа в безопасное место. А мистер Ворчуи-старший пыхтел, кряхтел и ворчал после каждого
— Обо мне не беспокойся, — наконец сказал он.
— Я не могу не беспокоиться, — возразила Мими. — Если бы Лучик успел как следует поразмыслить, он ни за что бы вас тут не оставил.
Мистер Ворчун-старший опустил молоток и посмотрел на девочку:
— Можно мне взять с собой Мэйзи?
— Можно, конечно, — заверила его Мими, даже не спросив, кто она такая — эта Мэйзи. Мими
Мистер Ворчун-старший покопался под верстаком и вытащил на свет громадную игрушечную сову. Видно было, что её очень любили и часто обнимали. Она вся истрепалась и испачкалась. Сова с глазками-пуговками была сшита из старого жилета. Мистер Ворчун-старший прижал её к груди.
— Пойдём, — сказал он.
Облом, Великанн, Лэзенби и Твинкл окружили кровать перебинтованной Мэнди. Плохая Пенни стояла у двери.
— Что с тобой стряслось, сестрёнка? — с тихим вздохом спросил Майкл Облом.
— Ей поручили заниматься стиркой, — объяснила Плохая Пенни.
— И? — спросил лорд Великанн, в очередной раз аристократично поднимая бровь.
— Я проходила мимо с корзинкой грязного белья и случайно толкнула Мэнди в громадную стиральную машину.
У Майкла Облома глаза на лоб полезли от ужаса.
— Она выбралась только через сорок пять минут, — продолжала Плохая Пенни. — Врач отметил, что впервые видит такую чистую пациентку.
— Ей больно? — спросил Облом, переводя взгляд с Мэнди на Пенни, которая стояла в проходе с виноватым видом.
— Наш тюремный врач заключил, что у неё онемели конечности, а под бинтами у Мэнди невероятно нежная кожа, которая источает аромат весенних полей. Это как-то связано с кондиционером для белья.
Роддерса Лэзенби её слова впечатлили. Он был уверен, что в Твердокаменной тюрьме кондиционер для белья не используют.
— И долго ещё она будет лежать тут мумией? — поинтересовался Лэзенби. — Конечно, бинты ей очень к лицу, и выглядит она роскошно. Уж кому идёт образ замотанной в бинты девушки, так это вашей сестре, Облом, — добавил он.
— Лучше спросите врача, — посоветовала Плохая Пенни.
— К сожалению, у нас нет на это времени, — ответил лорд Великанн. — У нас очень плотный график.
Майкл Облом наклонился и по-братски поцеловал Мэнди в забинтованный лоб.
— Поправляйся скорее, сестрёнка, — сказал он.
Мэнди посмотрела на него через прорезь в бинтах, и Майкл кивнул.
— Да, ты права. Мне бы не помешали фальшивые усы.
— Попробуйте их нарисовать, — предложила Плохая Пенни и показала ему чёрный маркер, привязанный ниткой к белой доске, которая гласила:
Пенни потянула маркер на себя, чтобы оторвать его от доски. Вместо этого от двери отделилась вся доска целиком. Она рухнула на пол, и нитка порвалась. Маркер остался в руке у Пенни, и она передала его Облому. Честно говоря, все четверо беглецов втайне восхищались Плохой Пенни. Это была настоящая ходячая катастрофа.
Облом осторожно забрал у неё маркер.
— Спасибо, — сказал он и повернулся к небольшому металлическому зеркалу, которое висело над маленькой раковиной. Внимательно глядя на своё отражение, Облом вывел над верхней губой пышные чёрные усы.
Довольный результатом, он подошёл к сестре и нарисовал чёрные усы на бинтах над её верхней губой. Усы получились роскошные, с завитками на концах.
— Не благодари, сестрёнка, — ласково проговорил он.
Роддерс Лэзенби опустил взгляд на запястье, на котором обычно носил часы, и сказал:
— Нам пора.
Они уже подошли к двери, как вдруг, ко всеобщему изумлению, Мэнди крякнула и вскочила с постели. Она походила на ожившую египетскую мумию из ужастика.
— А муму с мами, — пробормотала она, очевидно, имея в виду «Я пойду с вами».
— Ты можешь ходить? — ахнула Плохая Пенни.
— Мумифицированная Мэнди, — еле слышно прошептал Лэзенби.
Молния Макгинти держала несколько кресел-колясок для самых разных целей. Больше всего ей нравилось лёгкое кресло-коляска из алюминия, покрытое блестящим хромом. Оно было не самым удобным, но очень подвижным, и на нём Молния с лёгкостью передвигалась и даже кружилась с немалой скоростью, а сидеть в нём было приятнее, чем в гоночных креслах-колясках без спинок.
Именно в этом кресле она с тревогой ожидала приезда Лучика и Ворчунов. Молния очень за них беспокоилась. Кроме того, бунгало казалось ей не самым лучшим убежищем. Кошмарный Роддерс Лэзенби был с ней знаком (об этом читайте в книжке «Ворчуны за бортом!»), а Обломы даже знали, где она живёт. Неужели Ворчуны не могли выбрать другое место, где их никто никогда не видел?