…потом напишу ещё один рассказ. Рабочее название «Ностальгия»
Науки и техники будет по минимуму, но они будут достоверны. Редактор может быть уверен, что я буду придерживаться фактов астрономии, атомной теории, баллистики, ракетной техники и т. д. Например, пилотирование в рассказе, который Вы получите, полностью соответствует нашим сегодняшним представлениям – даже если оно таким не будет, оно, по крайней мере, изображено таким, каким оно могло бы быть: оно практично и соответствует временным интервалам, скоростям, ускорениям и используемым инструментам. Когда в своей истории я рассказываю о падении с высоты 700 футов на Луну и говорю, что через сорок секунд скорость достигает 140 миль в час, после чего снижаю скорость секундной тягой с пятикратным увеличением веса, я знаю, о чём говорю; я – инженер-механик, баллистик, я изучал ракетные двигатели, и я – астроном-любитель. Я упоминаю об этих вещах, потому что они могут помочь Вам продавать мои тексты – я не собираюсь подсовывать редактору очередную чушь про Бака Роджерса. В основе моих рассказов лежит углублённое изучение и исследовательская работа.
…что касается формального тренинга с Уззеллом[100] или кем-то ещё, я получаю все тренинги, которые мне нужны от Вас… Я вообще опасаюсь всяких тренингов, мастер-классов, журналов о литературе и пособий о том, как надо писать. У меня из-за них проблема сороконожки – Вы знаете анекдот про сороконожку, у которой спросили, как она управляет всеми своими ногами? Она пробовала ответить, остановилась, чтобы подумать об этом, и больше не смогла сделать ни шагу. Статьи и книги о том, как писать книги, оказывают на меня тот же эффект. Автор кажется таким убедительным, он настолько уверен, что знает, о чём говорит, что я начинаю испытывать сомнения относительно моей собственной техники. А потом выясняется, что автор убеждал своих читателей делать нечто, для меня совершенно неприемлемое – возможно, весьма подходящее для него лично, но непригодное для моего запущенного случая. Если я пытаюсь ему подражать, следовать его указаниям, я обычно не в состоянии довести работу до конца по его методикам и теряю свои собственные навыки в процессе…
На самом деле мне больше пользы приносит изучение чужих рассказов, особенно тех, в которых авторы добиваются эффектов, которых я пока ещё не знаю, как достичь. Я считаю, что для меня лучше изучать, что они сделали, чем слушать разговоры о том, как они это делают.
Уинслоу говорит, что я не разбираюсь в построении сюжета, и, вероятно, так оно и есть – меня много раз хвалили за мастерство, проявленное в моих сюжетах, в то время когда я чертовски хорошо знал, что обсуждаемый рассказ писался вообще без предварительной подготовки. В моём понимании рассказ – это интересная ситуация, в которой человек должен справиться с какой-то проблемой, и он справляется с ней так и таким образом, что это изменяет его личность, характер или систему ценностей, потому что необходимость заставила его пересмотреть его взгляды. Я не могу заранее спланировать, как он с этим справится, потому что это зависит от его характера, а я не знаю, что у него за характер, пока я не познакомлюсь с ним. И только когда я начинаю «слышать голос своих героев», можно считать, что дело в шляпе – с этого момента они сами занимаются решением своих проблем.
Мне, разумеется, очень жаль, что Вы встревожились, и я постараюсь, чтобы такого больше не случалось, когда я погружаюсь в заключительные главы романа, иногда почти невозможно привлечь моё внимание.
Мой метод работы таков, что у меня всегда есть дюжина и более историй, над которыми я работаю.