Вор времени

— О, я и не говорил, что плохо исполняю свои обязанности, — сказал Лю-Цзе и зашагал прочь, положив метлу на плечо. — Просто я не святой. Ну, идем?

— Э… Лю-Цзе? — обратился к нему послушник, когда они вышли на древнюю, вымощенную кирпичом дорожку.

— Да?

— А почему это место называется садом Пяти Неожиданностей?

— Как тебя звали в миру, о торопливый отрок? — спросил Лю-Цзе.

— Ньюгейт. Ньюгейт Лудд, о светлей…

Лю-Цзе предостерегающе поднял палец.

— А?

— Я хотел сказать, метельщик.

— Лудд, значит? То есть ты из Анк-Морпорка?

— Да, о метельщик, — ответил мальчишка куда тише, чем раньше. Он, похоже, догадывался, что за слова последуют далее.

— Был воспитанником Гильдии Воров? «Люди Лудда»? Из них был?

Мальчик, которого раньше звали Ньюгейтом, посмотрел старику прямо в глаза и произнес монотонным голосом, как человек, которому приходилось отвечать на этот вопрос бесчисленное количество раз:

— Да, метельщик. Да, я был найденышем. Да, в честь одного из основателей Гильдии нас называли Людьми Лудда. Да, такую фамилию мне дали. Да, жизнь была хорошей, и иногда я о ней жалею.

Лю-Цзе словно не слушал его.

— А кто прислал тебя к нам?

— Меня нашел монах по имени Сото. Сказал, что у меня есть талант.

— Марко? Волосатый такой?

— Верно. Но я думал, что по правилам все монахи должны быть бритыми.

— О, Сото говорит, что под волосами он совершенно лысый, — уверил Лю-Цзе. — А еще он уверен, что волосы — это совершенно самостоятельное существо, которое поселилось у него на голове. Когда он поделился с братьями этим откровением, его мгновенно перевели в полевые агенты. Очень работоспособный и прилежный работник. И очень дружелюбный, если не касаться его волос. Отсюда очень важный урок: соблюдая все правила, в полевых условиях не выживешь. Иногда нужно кое-чем жертвовать, и способность к здравомыслию не исключение. А какое имя тебе дали в монастыре?

— Лобсанг, о свет… метельщик.

— Лобсанг Лудд?

— Э… Да, метельщик.

— Поразительно. Итак, Лобсанг Лудд, ты попытался сосчитать местные неожиданности. Все это делают. Неожиданность лежит в основе природы Времени, а пять — это число Изумления.

— Да, метельщик. Я обнаружил мостик, который наклоняется и сбрасывает тебя в пруд с карпами…

— Хорошо. Молодец.

— …А еще я нашел бронзовую статую бабочки, которая начинает хлопать крыльями, если на нее подуть…

— Уже два.

— Нельзя не изумиться тому, как эти маргаритки опыляют тебя ядовитой пыльцой…

— Разумеется. Свойства их пыльцы для многих стали большой неожиданностью.

— Я думаю, что номер четыре — это поющий йодлем палочник.

— Просто молодец, — просияв, похвалил послушника Лю-Цзе. — Просто здорово.

— Но Пятую Неожиданность я так и не смог найти.

— Правда? Что ж, когда обнаружишь, обязательно сообщи, — сказал Лю-Цзе.

Некоторое время Лобсанг Лудд обдумывал эти слова, шагая за метельщиком.

— Сад Пяти Неожиданностей — это испытание, — сказал он наконец.

— О да. Как, по сути своей, и все остальное.

Лобсанг кивнул. Это было очень похоже на сад Четырех Элементов. Бронзовые символы трех из них найти было не так трудно: в пруду с карпами, под камнем и на воздушном змее, но Огонь никто из одноклассников Лобсанга так и не нашел. Огня в саду как будто не было.

А потом Лобсанг сделал следующий вывод: в действительности существует пять Элементов, как их и учили. Из четырех состоит вселенная, а пятый — Изумление — обеспечивает ее существование. Никто не утверждал, что четыре элемента в саду обязательно были материальными, поэтому четвертым элементом могло быть изумление от того факта, что Огня тут нет. Кроме того, огонь — редкий гость в садах, а вот символы других элементов действительно находились в своих стихиях. Поэтому Лобсанг спустился в пекарню, открыл одну из печей и тут же увидел под буханками пылающий красный Огонь.

— Тогда я полагаю, что Пятая Неожиданность состоит в том, что Пятой Неожиданности нет вовсе, — сказал он.

— Хорошая попытка, но цилиндрическая дымящаяся штучка обычно действует безотказнее, — ответил Лю-Цзе. — Разве не начертано: «О, твой ум настолько востер, что однажды ты можешь порезаться о него»?

— Я пока еще не добрался до этого места в священныx текстах, — неуверенно произнес Лобсанг.

— И не доберешься, — заверил Лю-Цзе.

С залитой хрупким солнечным светом улицы они вошли в прохладу храма и продолжили путь по древним залам и вырубленным в скале лестницам. Их сопровождали звуки доносившихся издалека песнопений. Лю-Цзе, который не был святым и которому в голову могли лезть самые нечестивые мысли, иногда гадал про себя: а есть ли в монашьих песнопениях какой-то смысл или они просто повторяют бесконечное «аахааахаха»? Различить нечто большее мешало вечное эхо.

Лю-Цзе свернул из главного коридора в боковой и коснулся ладонью двух огромных полированных дверей красного дерева. Потом оглянулся. Лобсанг замер на месте в нескольких шагах за его спиной.

— Ну, ты идешь?

— Но сюда даже донгам запрещено входить! — воскликнул Лобсанг. — Ты должен быть, по крайней мере, тингом третьего дьима!

— Ну да, ну да. Но здесь можно срезать. Пойдем, а то сквозняк слишком сильный.