Вор (ЛП)

Она наклонилась, чтобы поцеловать меня в щеку, но я ощущал её напряжение. Кэмми была отвратительной злючкой. Так что если уж она почувствовала себя неловко, значит, что-то точно пошло не так.

— Кэмми…

— Не надо, — оборвала она меня. — Она счастлива. Собирается замуж. Оставь её.

И начала уходить, но я схватил ее за запястье.

— Однажды ты мне это уже говорила, помнишь?

Её лицо побледнело, и она высвободила руку.

— Просто скажи мне, когда? — умолял я. — Кэмми, пожалуйста…

Она сглотнула.

— В субботу.

Я закрыл глаза и опустил голову.

— Пока, Кэм.

— Пока, Калеб.

Я так и не купил Лие кренделек. Вместо этого вернулся в машину и поехал на пляж, а там сидел на песке и смотрел на воду. Лия звонила мне пять раз, но я перенаправил звонки на голосовую почту. Суббота наступит через два дня. Скорей всего, у неё много забот. Она всегда волнуется, когда грядут большие перемены в жизни. Я потер грудь. Как же тяжело на душе.

Я долгое время наблюдал за парочками, гуляющими за руку вдоль воды. Уже слишком поздно, чтобы плавать, но несколько детей играли в прибое, обрызгивая друг друга водой. Через несколько недель у меня тоже должен был родиться ребенок. Мысль об этом пугала и восхищала одновременно — как перед первой поездкой на американских горках. За исключением того, что эти горки продлятся 18 лет, а я не был уверен, что моя напарница в этом аттракционе действительно хотела стать матерью. Лию обычно больше вдохновляла мысль о событии, чем оно само.

Однажды, когда мы только поженились, она пришла домой с работы, сжимая в руках маленького щенка колли.

— Я увидела его в окне зоомагазина и не смогла устоять, — объяснила она. — Мы можем брать его на совместные прогулки и купить ему один из этих именных ошейников.

Несмотря на свои сомнения по поводу того, что собака задержится у нас надолго, я улыбнулся и помог ей выбрать имя — Тэдди. А вернувшись с работы на следующий день, обнаружил, что дом заполнен собачьими аксессуарами — пищащими гамбургерами, набитыми игрушками и крошечными светящимися теннисными мячиками. Разве собаки не дальтоники? Помню, как поднял один мячик и долго изучал его. У Тэдди была мягкая кровать, воротник, украшенный шипами из горного хрусталя, и поводок-рулетка. У него даже были именные миски для еды и воды. Я изучал все это с содроганием и смотрел, как Лия отмеряет половину чашки собачьего корма. Два дня она покупала для него всякую всячину, но я ни разу не видел, чтобы она дотронулась до него. На четвертый день Тэдди исчез. Был отдан соседу вместе со всеми светящимися мячиками.

— Слишком много беспорядка, — сказала Лия. — А я сама не смогла его выдрессировать.

Я даже не стал ей говорить, что для успешной дрессировки необходимо больше, чем три дня. Вот так Тэдди исчез ещё до того, как мы успели выйти с ним на прогулку. Боже, пожалуйста, пусть ребенок не станет для Лии очередным щенком.

Я поднялся, отряхивая песок с джинсов. Пора ехать домой, к моей жене. Это жизнь, которую я выбрал, или кто-то выбрал её для меня. Я уже даже не знаю, где начинаются и заканчивается мои собственные решения.

Суббота. Я сказал Лие, что у меня есть срочные дела. И выехал пораньше, сделав остановку у винного магазина, чтобы купить бутылку виски, которая понадобится мне позже. Бросив бутылку в багажник, я двадцать минут ехал по направлению к дому матери. Мои родители жили в Форт-Лодердейл. Они купили дом еще в девяностых у бывшего игрока в гольф, чем моя мать постоянно хвасталась своим друзьям. Когда домом владел Роберт Норрокс…

Она открыла дверь прежде, чем я успел постучать.

— Что случилось? Что-то с ребенком?

Я состроил гримасу и покачал головой. Она изобразила облегчение. Интересно, кто научил её театрально демонстрировать каждую эмоцию, которую она испытывает. Мои бабушка и дедушка были довольно серьезными людьми. Когда я прошел мимо, её рука коснулась шеи, где пальцы рассеянно искали медальон, который она носила. Это была нервная привычки, которая всегда казалась мне привлекательной. Но не сегодня.

Я прошел в гостиную и сел, ожидая её.

— Что случилось, Калеб? Ты пугаешь меня.

— Мне нужно кое о чем с тобой поговорить, — снова попытался я. — Мне нужно кое о чем поговорить с моей матерью. Ты можешь это сделать и не быть…

— Стервозной? — предложила она.

Я кивнул.

— Мне стоит бояться?

Я встал и подошел к окну, глядя на её идеальные розы. У нее есть все оттенки розового и красного. Хаос из шипов и цвета. Не люблю розы. Они напоминают мне о женщинах в моей жизни: прекрасные и яркие, но прикосновение к ним ранит до крови.

— Сегодня Оливия выходит замуж. Мне нужно, чтобы ты отговорила меня от идеи пойти в церковь и остановить её.

Единственным признаком того, что она услышала меня, было едва заметное расширение белков вокруг её зрачков.

Она открыла рот и затем резко закрыла его.

— Я принимаю это, как твое благословение, — и направился прямо к двери. Но моя мать вскочила и преградила мне дорогу. У неё получалось довольно тихо передвигаться на каблуках.

— Калеб, милый… ничего хорошего из этого не выйдет. Ты и Оливия…

— Не произноси этого.