Вопросы борьбы в русской истории. Логика намерений и логика обстоятельств

Каждая «голова» в борьбе с Россией преследовала свои цели. Великобритания стремилась резко ослабить Россию, следуя традиционному курсу недопустить возникновение/существование континентального гегемона, тем более способного в силу своего местоположения бросить ей вызов на Востоке. Финансисты стремились поставить Россию, её власть под финансовый контроль, чтобы делать свои мегагешефты. Масоны стремились к уничтожению самодержавия и замене её подконтрольной «братским» европейским ложам республикой, которая будет заведомо слабее самодержавной монархии. Так оно и вышло после февральского переворота 1917 г., в котором интересы западного Горыныча совпали с интересами определённых групп в России, которые Запад использовал главным образом втёмную. Однако февраль 1917-го стал результатом длительного, почти векового пути, на который противники России – союз государства Великобритании и наднациональных экономических и политических сил Запада вступил в 1820-е годы, при этом для подрыва России все участник союза использовали друг друга: Великобритания – финансистов и масонов, финансисты – масонов и Великобританию, масоны – Великобританию и финансовый капитал.

По сути эти участники представляли собой не сумму, а целое, единую политико-экономическую систему, оформившуюся в значительной степени для борьбы с Россией, в ходе борьбы с Россией и для дележа плодов победы этой борьбы. Победа, о которой идёт речь, требовала войны – победы над победителем Наполеона. Подготовка к такой войне, в свою очередь, предполагала психоисторическую (прежде всего) информационную обработку властных и интеллектуальных элит как в Европе, так и в самой России. Средством такой обработки и стала сконструированная и запущенная в 1820-е годы русофобия. За 1830–1840-е годы русофобия морально, информационно и политически подготовила целое поколение европейцев к войне; причём русофобию стали демонстрировать европейцы принципиально разных политических взглядов: квазилибералы (Дизраэли), архиконсерваторы (архиепископ Парижский), ультрареволюционеры (Маркс). Урок 25-летия, предшествовавшего первой общезападной войне против России – Крымской – прост: информационная война, при прочих равных, всегда является подготовкой к обычной войне (даже если последняя по каким-то причинам и не состоится – это уже другой вопрос).

IV

Именно в 1820–1830-е годы русофобия начинает проникать в саму Россию и распространяться среди определённой части властных и интеллектуальных элит. В основе русофобии части самих русских элит лежал тот факт, что с XVIII в. они жили по потребностям не столько российской «системы работ» (К. Маркс), т. е. по таким потребностям, которые могли быть удовлетворены уровнем развития русского хозяйства, а по потребностям верхов обуржуазивающегося Запада. А ведь там система работ была совершенно иной; благодаря природно-климатическим условиям прежде всего Гольфстриму, продуктивность сельского хозяйства, а следовательно, совокупный общественный продукт Запада значительно превышал российский. Это не говоря о том, что в XVIII–XIX вв. западные верхушки грабили колонии и полуколонии, сажали на наркоиглу целые народы и таким образом резко увеличивали своё богатство.

Жизнь 20–25 % господствующего сословия России в соответствии с западными потребностями требовала усиления эксплуатации населения. За одно лишь правление Екатерины II она выросла в 3–3,5 раза, а впереди ещё был XIX век, который М. О. Меньшиков назвал «столетием постепенного и в конце тревожно-быстрого упадка народного благосостояния в России». «Желая иметь все те предметы роскоши и комфорта, – писал Михаил Осипович, – которые так обычны на Западе (подч. мной. – А. Ф.; но не обычны в России. – А. Ф.), мы вынуждены отдавать ему не только излишки хлеба, но, как Индия, необходимые его запасы. Народ наш хронически недоедает и клонится к вырождению, и всё это для того, чтобы поддержать блеск европеизма, дать возможность небольшому слою капиталистов идти нога в ногу с Европой». Т. е. речь идёт об изъятии не только прибавочного, но и части необходимого продукта как цены за жизнь части верхушки (и её обслуги) по стандартам буржуазного Запада.