Вопрос мифологии

Во второй половине 20-х годов Толкиен познакомился с неким Оуэном Барфильдом, автором книги "Поэтическая речь" - о природе художественного творчества. Идеи Барфильда повлияли на Толкиена - не столько, впрочем, повлияли (профессор был не из тех людей, на кого можно "влиять"), сколько помогли выкристаллизоваться его собственному пониманию мифологии вообще и своего творчества в частности. Толкиен изложил его в своей статье "О волшебных сказках" ("On fairy-stories"). Было бы слишком долго пересказывать всю статью, да в этом и нет необходимости; отметим главное: понятие "вторичного мира". Писатель создает вторичный мир, живущий по своим собственным законам, которые отнюдь не всегда совпадают с законами "первичного", реального мира, но (в идеале) обладают такой же непреложностью (внутри этого вторичного мира). Задача автора - "не только создать "вторичный мир".., но и повелевать верой в него". А верят в него тогда, когда этот мир обладает "внутренней логичностью реального". Эту веру Толкиен называет "вторичной верой": слушатель (или читатель), зная, что этот мир вымышлен, добровольно отказывается от этого знания и входит внутрь "вторичного мира" - а внутри него правдиво то, что соответствует его законам. Но "каждый писатель, создающий вымышленный мир, желает в какой-то мере быть и творцом реальности". По воспоминаниям друга Толкиена, К.С.Льюиса, Толкиен доказывал ему (сохранилось стихотворное послание, "Mythopoeia"), что мифология - это не просто выдумки, но попытки человека падшего восстановить ту Истину, что была ведома ему до грехопадения. А потому всякая мифология содержит в себе осколки той, изначальной Истины. А значит, имеет отношение и к первичному, реальному миру! И ближе всего к этой Истине, как ни странно, сказки (к которым Толкиен, в принципе, относит и мифы - в английском языке нет слова "сказка" в нашем значении, и Толкиен, собственно, вводит новое понятие "fairy-story" - обычно сказки по-английски называются "fairy-tales"). Ибо сказка, по Толкиену, непременно должна кончаться хорошо. Толкиен даже выдумал специальный термин для сказочной концовки: в противоположность трагической "катастрофе" он назвал ее "эвкатастрофой", "хорошей развязкой". "Радость от счастливой концовки волшебной сказки... - вот одно из благ, которыми волшебная сказка особенно часто наделяет людей... Эта радость - неожиданно и чудесно снизошедшая благодать, которая, быть может, больше никогда не повторится... Она отрицает... полное и окончательное поражение человека и в этом смысле является евангелической благой вестью, дающей мимолетное ощущение радости, радости, выходящей за пределы этого мира, мучительной, словно горе... Когда наступает неожиданный поворот событий, ткань повествования словно взрывается, наружу устремляется сияние - и нас пронзает такая радость, будто исполнились самые заветные желания.

"Если писатель действительно достигает того уровня, который хорошо определяется понятием "внутренняя логичность реального", трудно представить себе, чтобы его произведение тем или иным способом не соприкасалось с действительностью. Соответственно, счастливую развязку любой удавшейся автору сказки можно объяснить как неожиданное и мимолетное проявление реальности или "правды", лежащих в ее основе. В счастливой концовке заключено не только утешение человека, окруженного реальными мирскими горестями, но и удовлетворенная справедливость, и ответ на вопрос: "Это правда?" Мой первый (и достаточно верный) ответ на этот вопрос был: "Да, если ты выстроил свой маленький мир хорошо, значит, для твоего мира все это правда". Этого достаточно для художника (или, по крайней мере, для художественной части его натуры). Но "эвкатастрофа" в один миг разворачивает перед нами более возвышенный ответ - далекое евангелическое сияние, эхо благой вести в реальном мире".

Эссе "О волшебных сказках" издано в 1947 г., но написано значительно раньше, а сами идеи оформились, видимо, к концу 20-х годов. И, как мне представляется, именно тогда и начал вызревать "Сильмариллион", каким мы его знаем. "Очерк мифологии" написан в 1926 г. Собственно, только тогда эта история становится "Сильмариллионом", повестью о Сильмариллах - в BLT они уже есть, но особой роли не играют, нельзя сказать, что повествование держится на них.

Начинается "зрелый период" мифологии Толкиена. Наверное, нет нужды рассказывать о нем подробно - он и так хорошо известен по "Сильмариллионy". Толкиен больше не пытался написать связного, законченного повествования, облеченного единой рамкой. История "эльфийства" ("Elfinesse") уже не кончается падением Тангородрима. Возникает история Падения Нуменора - Вторая эпоха (Толкиен говорил, что она родилась из сна, который часто снился ему в детстве: огромная волна накрывает зеленый остров). А потом Толкиен на тринадцать лет почти совсем забросил предания Первой эпохи - он пишет "Властелина Колец"[4]. Так появляется Третья эпоха.