Вопрос и ответ

Наконец до них доходит, и спэклы понемногу начинают разбегаться в стороны — может, их просто напугали мои крики и лопата, но главное — они уходят, а я бегаю за ними с лопатой. Солдаты тоже несутся по стенам, кто-то спрыгивает на землю. Мэр подъехал к воротам и готов умчаться в любую минуту.

Но пока он наблюдает за мной.

— БЕГИТЕ! — кричу я, разгоняя спэклов с центра поля.

Наконец последние перебираются через внутреннюю перегородку, я прыгаю следом и оборачиваюсь, чтобы посмотреть на взрыв…

Но вижу 1017-го, он все еще стоит посреди участка и непонимающе глядит в небо.

Бомба летит ровнехонько в него.

Не успев даже подумать, я одним махом одолеваю перегородку и…

Ноги сами несут меня по траве…

Перепрыгивают через траншеи…

А бомба все воет…

Все громче и ниже…

1017-й заслоняет глаза от сонца…

Почему он не бежит?..

Бух-бухтопают по земле мои ноги…

А сам я приговариваю: «Черт, черт, черт…»

БЗЗЗЗЗЗЗЗЗЗЗЗЗЗЗ

1017-й не смотрит на меня, не видит меня…

Я врезаюсь в него со всего разбега, сбиваю с ног и чувствую, как воздух вышибает у него из легких; мы летим над травой, катимся кубарем по земле и падаем в неглубокую канаву, когда невероятный, неописуемый, титанический…

БУМ

съедает в один звуковой присест всю планету

уничтожая любой намек на мысль или Шум

хватая твой мозг и разбивая его вдребезги

высасывая весь воздух и унося его прочь

швыряя в нас тяжелые твердые комья грязи

заполняя легкие дымом

А потом — тишина.

Оглушительнаятишина.

— Ты ранен? — доносится до меня крик мэра — как бутто издалека и из-под толщи воды.

Я сажусь и вижу огромный дымящийся кратер посреди участка, дым уже рассеивается, потомушто гореть нечему, а из-за перегородок на все это глазеют спэклы.

Я дышу, но не слышу своего дыхания.

Поворачиваюсь к 1017-му — он все еще лежит подо мной и пытается выбраться. Я открываю рот и хочу спросить, цел ли он, хотя ответа все равно не получу…

И в этот миг он влепляет мне пощечину, раздирая когтями лицо.

— Эй! — воплю я и сам себя не слышу.

Он извивается подо мной, стараясь выбраться, и я протягиваю руку…

А он впивается в нее зубами…

Отдергиваю руку — из ранок тотчас выступает кровь…

Я замахиваюсь, мне хочется ударить его, врезатьему…

Но он выпрыгивает и несется через кратер к остальным спэклам…

— Эй! — Мой Шум краснеет.

1017-й бежит и оглядывается, остальные спэклы тоже смотрят на меня — на их глупых молчаливых лицах нет никакого выражения, овцы и то поумней глядят, по руке течет кровь, в ушах звенит, лицо жжет от царапин — я спас ему жизнь, и вот его «спасибо»?

Звери, думаю я. Тупые никчемные клятые животные.

— Тодд? — снова спрашивает мэр, подъезжая ближе. — Ты ранен?

Я поворачиваю голову, даже не зная, смогу ли ответить, но стоит мне открыть рот…

…как земля вздымается.

Слух еще не вернулся, поэтому я скорее чувствую это, чем слышу, — дрожь земли, три мощные волны в воздухе, одна за другой, — и мэр вдруг поворачивается в сторону города, Дейви и все спэклы — тоже.

Еще одна бомба.

Где-то далеко, рядом с городом, взорвалась самая большая бомба в истории этого мира.

18 ЖИТЬ И БОРОТЬСЯ

[Виола]

После того как мэр и его солдаты уводят Тодда, меня начинает бить такая истерика, что Коринн в итоге приходится вколоть мне успокоительное — правда, я почти не чувствую ни укола, ни ее рук на своей спине. Коринн не пытается приласкать меня или утешить, она просто крепко прижимает меня к земле.

Жаль, благодарности я не чувствую.

Когда я наконец прихожу в себя, за окном начинает брезжить рассвет — солнце еще не вышло из-за горизонта, и все тонет в утренних сумерках.

Рядом с кроватью сидит Коринн.

— Тебе сейчас лучше выспаться, — говорит она, — но я понимаю, что это невозможно.

Я сгибаюсь почти вдвое: в груди застрял такой тяжелый ком, что меня как будто тянет к земле.

— Да, — шепчу я, — да.

Я даже не знаю, почему Тодд упал. Он был не в себе, почти без сознания, изо рта шла пена… А потом солдаты подняли его и куда-то унесли.

— Они придут и за мной, — говорю я, пытаясь проглотить ком. — Когда закончат с Тоддом.

— Скорей всего, — просто отвечает Коринн, глядя на свои руки — пальцы в белесых мозолях и серую кожу, шелушащуюся от постоянных стирок и мытья посуды.

Утро выдалось удивительно морозное. Хотя окно закрыто, я все равно чувствую снаружи холод. Обхватываю себя руками.

Его нет.

Его нет.

И я понятия не имею, что будет дальше.

— Я выросла в деревушке под названием Кентишгейт, — вдруг заговаривает Коринн, не глядя на меня, — на краю огромного леса.

Я поднимаю голову:

— Что?

— Мой отец погиб на войне со спэклами, — продолжает она, — а мама выжила. Я стала работать с ней на огородах, как только научилась ходить: собирала яблоки, хохлатые ананасы и ройзин…

Я удивленно глазею на Коринн: к чему эта история?