Воплощение снов

Нейл, вполуха прислушиваясь к жизнерадостной болтовне Азата, доносящейся от камина, заложил руки за голову и прикрыл глаза. Воспоминание о «Золотой хризантеме» повернуло его мысли в другую сторону. С Райаном-то всё понятно, но что касается его самого? Через год ему стукнет двадцать, многие в этом возрасте уже имеют семью, а он до сих пор не знал женщины. Не то чтобы его этот факт как-то особенно тяготил, да и к ехидным насмешкам Фаиза на сей счет Нейл не слишком прислушивался, однако задумываться задумывался, и в последнее время все чаще. Ан Фарайя, конечно, сует нос не в свое дело, но ведь в чем-то он прав! В конце концов, это действительно нелепо — в его-то годы. Даже Зигги, и тот распрощался с невинностью едва ему минуло пятнадцать, про Райана и говорить нечего. «Но им все-таки было проще», — не без зависти подумал Нейл. Товарищей его, как и большинство молодых людей их круга, во взрослую жизнь ввели отцы: веселых домов в Геоне хватало, да и девиц, не отягощенных излишней моралью, тоже, так что сделать отпрыску такой вот «подарок» было в порядке вещей. Магистр щита привез наследника к Лусетиусу, в его знаменитый салон свиданий на Парковой улице, маркиз де Шелоу, который бордели не жаловал, обошелся парой золотых безделушек, опущенных в карман кружевного передника молоденькой легкомысленной горничной — а Райану с Зигмундом осталось только получить то, за что было уплачено… Нейл же такого и представить себе не мог. Герцог эль Хаарт, примерный семьянин и человек высоких нравственных принципов, при сыне вопросов пола никогда не поднимал — если не вспоминать тот единственный раз, прошлым летом, когда дело коснулось чести дочери барона Д'Элтара. Ступать на проторенную другими родителями дорожку он, очевидно, не собирался, и Нейл в глубине души был этому только рад: для него слова «отец» и «веселый дом» даже в одном предложении соединить было невозможно. А уж явится в подобное заведение вдвоем, как Рексфорды… Совершеннейшая дикость!

Однако Нейл был молод, женская красота его волновала точно так же, как его более опытных друзей, и ему до смерти надоело вечер за вечером в гордом одиночестве сидеть за столиком какой-нибудь «Хризантемы», уткнувшись в кружку и украдкой бросая взгляд-другой на обнаженные плечи тамошних красавиц, которые потом снились ему по ночам. И плечи, и красавицы, и все остальное, чего он сам никогда не видел, но вполне представлял по рассказам того же Райана. Так что приходилось адепту эль Хаарту несладко. Потому он и старался каждый раз найти новый предлог, чтобы только не ехать в веселый квартал. Фаиз издевался, называя его «святошей», Райан пытался вдохновить собственным примером, но переступить через себя Нейл все никак не мог. Не оттого, что не хотел — хотел еще как! И всё же… Адепт эль Хаарт пасмурно взглянул на полку над головой, с которой свешивалась цепочка амулета. Девушки из веселых домов не обладали даром, они были просто люди, совершенно беззащитные перед его силой. И пусть умом Нейл понимал, что они в Бар-Шаббе не первый день и давно ко всему привыкли, пусть знал, что амулет в этом деле не помешает и снимать его не нужно, а значит, вреда его дар никому не причинит, это все не помогало. Каждый раз, стоило ему набраться храбрости и уже почти заговорить с понравившейся девицей, перед его мысленным взором вставало бледное лицо Кассандры, а в ушах звучал голос отца: «Ты едва не убил ее, Нейлар». И зов плоти умолкал, повинуясь куда более сильному чувству. Но не могло же так продолжаться вечно? Умирать седовласым девственником адепт эль Хаарт не собирался. И жениться в ближайшие годы тоже не планировал, собственно, не на ком было. Так что вариант у него оставался только один — засунуть свои глупые страхи куда подальше и стать, наконец, мужчиной!

Нейл тоскливо вздохнул. Решить было легко, а вот решиться…

* * *

Январь закончился, а следом за ним одним днем пролетел и февраль — снежный, влажный, изобилующий метелями. Последний месяц зимы, как всегда, оказался худшим из трех, и Бар-Шабба дрожала с утра до вечера, окутанная холодными сизыми сумерками. Ветер лютовал, облака над островом после короткой январской передышки сползлись еще гуще, людей на улицах поубавилось. В школьных корпусах безостановочно топились печи и камины, но они все равно не спасали — простуда косила и преподавателей, и адептов, а стоило поправиться одним, тут же заболевали другие. К тому же, пришло время квартальных зачетов, а нервы, бессонные ночи и зубрежка в три погибели никому еще здоровья не добавляли, так что почти весь месяц школа балансировала на грани эпидемии. Однако, милостью богов, до нее все-таки не дошло. И чем длиннее становились дни, чем чаще из-за туч выглядывало робкое солнце, тем реже в аудиториях слышался кашель — приближение весны медленно, но верно делало свое дело…