Вообрази меня

– Я тебя умоляю, – говорит она, вонзая вилку – мою, кстати, вилку! – в растерзанный кусок торта. – Всем известно, что ты любишь поесть. Постоянно что-то жуешь. Редко прекращаешь жевать, даже чтобы слово сказать.

Я удивленно таращусь на нее и моргаю.

Назира соскребает глазурь с тарелки, поднимает вилку, словно леденец на палочке, и быстро сует ее в рот. Я жду, пока она оближет вилку, а потом замечаю:

– Эта вилка уже побывала у меня во рту.

Она задумывается. Пару секунд разглядывает торт.

– Я решила, ты не будешь больше.

– Да, больше не буду, – говорю я. – Хотя пару кусочков все же съел.

И то, как она выпрямилась, несколько оскорбленный тон, с которым она произнесла: «Ну, конечно», положив вилку, наконец-то вынудило меня чуть расслабиться. Она реагирует как малолетка, словно мы и не целовались, словно ничего между нами и не было, и мне сложно сдержаться. Меня разбирает смех.

Через секунду она тоже начинает смеяться.

И я вдруг снова ощущаю себя почти человеком.

Вздыхаю, часть напряжения спадает. Упираюсь локтями в деревянный стол и кладу голову на руки.

– Эй, – тихо говорит она. – Со мной ты можешь поделиться.

Ее голос так близко. Ласковый. Я набираю полную грудь воздуха.

– Поделиться чем?

– Тем, что не так.

Я опять смеюсь, теперь невесело. Из всех людей, с кем я хотел бы поделиться, Назира – последняя в списке. Должно быть, это какая-то злая шутка, что из всех моих знакомых лишь она делает вид, что ей не безразлично.

Со вздохом я выпрямляюсь, насупившись, смотрю куда-то вдаль.

Менее чем через секунду замечаю в другом конце комнаты Джульетту – длинные темные волосы и заводная улыбка. В настоящий момент моя лучшая подруга не видит никого, кроме своего парня, и я бешусь от этого и одновременно с этим смиряюсь. Сложно винить ее за то, что она просит хоть толику радости. Ведь я знаю, она прошла через ад.

И все же прямо сейчас мне она тоже нужна.

Ночка выдалась тяжелая, и я еще раньше хотел с ней переговорить, спросить, что она думает про Адама с Джеймсом, однако на полпути, посредине комнаты, меня развернул Касл. Взял с меня обещание, что сегодня я оставлю ее в покое. Сказал, для Джей очень важно побыть с Уорнером наедине. Он хотел, чтобы они провели ночь спокойно, без потрясений, и отдохнули после того, через что прошли. Я выкатил глаза так, что они буквально из орбит выпали.

Мне вот никто и никогда не давал спокойно провести целую ночь, чтобы я типа отдохнул после всего того дерьма, через которое прошел. Никого вообще не заботит, в каком я эмоциональном состоянии. Никого, кроме – если уж честно – Джей.

Я продолжаю пялиться, взглядом прожигая у нее в спине дырку. Хочу, чтобы она на меня посмотрела. Знаю, если бы она меня увидела, то поняла бы: что-то не так, и сразу бы подошла. Подошла бы, точно. Но я не хочу портить им вечер, правда, и вовсе не потому, что пообещал Каслу. После выпавших на их долю перипетий они с Уорнером действительно заслуживают полноценного свидания. Попробуй я утащить Джей, Уорнер точно постарался бы меня убить. Без шуток.

И все-таки иногда я задумываюсь…

А как же я?

Почему мои чувства можно пустить в расход? Всем вокруг можно испытывать полный спектр эмоций, никто их за это не осудит, а мне позволительно выказывать лишь счастье, в остальных случаях людям обычно со мной некомфортно. Все привыкли видеть у меня на лице улыбку, привыкли, что я все время дурачусь. Со мной прикольно и легко. Если кто-то хочет посмеяться – я тут, к вашим услугам. Зато когда я грущу или злюсь, никто не знает, как себя вести. Я пытался разговаривать с Каслом и Уинстоном, даже с Ианом, но ни с кем не получалось так, как с Джей. Касл старается изо всех сил, однако нытья и страданий он не одобряет. Секунд тридцать он терпит, я жалуюсь, а потом приходится выслушивать мотивационную речь о том, что надо быть сильным. Иан, наоборот, прям весь чешется, если я на него слишком много вываливаю, и при первой же возможности сваливает. Вот Уинстон слушает. Это он умеет делать просто отлично. Только вместо того, чтобы реагировать на мои слова, начинает рассказывать про свои дела, и хоть я понимаю – ему тоже надо выпустить пар, под конец мне в десять раз хуже.

Но с Джульеттой…

С Эллой?

С ней все по-другому. Пока мы не сблизились, я не отдавал себе отчета, как сильно мне не хватало такого общения. Она дает мне выговориться. Не торопит. Не твердит «успокойся», не морочит голову банальщиной и не обещает, что все будет хорошо. Когда я пытаюсь снять со своей души камень, она не переводит разговор на себя и свои проблемы. Она все понимает. Ей даже не надо мне отвечать. Я могу просто заглянуть ей в глаза и увидеть, что она понимает. Ей на меня не плевать. Еще один пункт, объясняющий, почему она прекрасный лидер: она неравнодушна к людям.

– Кенджи?

Назира снова касается моей руки, и я ее отдергиваю, неуклюже отстраняясь. А когда поднимаю голову и смотрю ей в глаза… я удивлен.

Похоже, она совершенно искренне беспокоится.

– Кенджи, – повторяет она, – ты меня пугаешь.

Глава 2

Я стою, качаю головой, изо всех сил пытаясь принять беспечный вид.