Воображала

— С этим не справляются специалисты, а ты хочешь вот так, наскоком?! Не сходи с ума! — Конти идет, пригибаясь, сквозь бумажный буран вдоль книжных полок, занимающих всю стену от пола до потолка, — Ты не представляешь, сколько ты для этого должна хотя бы прочесть! Тонны!!! Да к тому же и не просто прочесть — осознать, запомнить, научиться управлять и исправлять… Ты не успеешь.

— Посмотрим, — повторяет Воображала, быстро листая маленький толстый словарь. Наконец находит нужную страницу, в победной полуулыбке вздергивает верхнюю губу, смеется беззвучно. С громким щелчком захлопывает словарь и прицельно щурится, осматривая книжные полки. Взгляд у нее плотоядный, улыбка нехорошая. Щелкает пальцами, стремительно ускользая из кадра. Конти поднимает брошенный словарь, выпрямляется — лицо обреченное, брови трагически приподняты. Говорит в пространство:

— Люди годами учатся…

— Ха! — голос Воображалы доносится откуда-то сверху. Короткий ответо сопровождается звуками — шорохом, скрипом, постукиваниями. Едва не задев Конти, сверху падает большая книга в темном переплете. Камера вздергивается, захватывая балансирующую на верхней ступеньке стремянки Воображалу. Между левым плечом и подбородком у нее зажаты штук восемь пыльных разноформатных фолиантов, подмышку засунут еще один, а правой свободной рукой она пытается дотянуться до невероятно толстой книги, выделяющейся своим размером даже среди явно энциклопедических изданий. Ее пальцы скребут по тисненому корешку, цепляют обложку, сдвигают книгу на несколько сантиметров, срываются, дергают снова. Наполовину выдвинутая книга вырывается из ее руки и тяжело падает на пол, раскрываясь при этом. Камера прослеживает ее падение и продолжает показывать крупным планом перелистывающиеся по инерции страницы. Через некоторое время становится ясно, что инерция здесь не при чем — в кадре появляется маленькая ладошка, придавив страницу на пару секунд для детального изучения. Потом пальцы соскальзывают вдоль текста вниз, страница перелистывается. Другая. Третья. Четвертая. Страницы меняются, меняется формат и качество бумаги. Слышен шелест целлофана и хруст. Потом на какой-то миг на страницу ставится пластиковый стаканчик с колой и толстой полосатой соломинкой. Когда через несколько секунд и перевернутых страниц его ставят опять, он уже пустой, и поэтому падает, его нетерпеливо отбрасывают.

Листы продолжают мелькать, формулы и схемы начинают существовать отдельно от страниц, самостоятельно роятся в воздухе, возникают на стенах, на полу, путаются, слипаются, возникают снова. Их сменяют какие-то путанные полуабстрактные рисунки из скрученных плоских лент. Ленты рвутся, путаются, свиваются в косички и спирали, распадаются на отдельные коротенькие ячейки или секции из нескольких ячеек. Их движения ускоряются, сливаясь в сплошное мелькание. Сквозь это мелькание осторожно и неслышно проходит Конти с подносом. На подносе кола, бутерброды и пакетики чипсов. Отодвинув ногой кучу пустых стаканчиков и упаковок, ставит поднос на пол рядом с раскрытой книгой.

Воображала сидит среди кучи разбросанных книг и мусора, по-турецки поджав ноги и оперевшись локтями на верхнюю из книг, сложенных столбиком перед ее острыми коленками. Подбородок ее лежит на стиснутых кулаках, брови нахмурены, глаза закрыты. Она грызет ноготь на указательном пальце, на Конти не обращает ни малейшего внимания, скорее всего — просто не замечает. Конти выходит так же тихо, как и зашел. Перед тем, как закрыть дверь, гасит свет.

Теперь светящиеся ленточки мелькают на темном фоне, обстановки почти не видно, так, смутно, силуэтом — Воображала. Ее голова опускается все ниже, локоть правой руки соскальзывает с книги. Формулы и ленты продолжают мелькать, становятся тоньше, ярче, в их движении появляется ритм, зарождается музыка. Сначала она смутная, еле уловимая, но постепенно звучание усиливается, и хаотичные дрожания лент упорядочиваются все больше, синхронизируются, становятся похожими на танец. Музыка слышна все громче и отчетливей, постепенно в ней начинает угадываться победный бравурный марш. Формулы органично сплетаются с лентами, образуя плетенку длинного туннеля, камера, все убыстряя движение, скользит по нему. Вдали появляется светлое пятнышко, оно разгорается, становится ярче и больше, музыка все громче, и усиливается звон. Камера вылетает на ослепительно яркий свет — и все обрывается.

Без всякого там постепенного угасания — просто словно обрезали. Свет до нормального уровня пригашивается скачком, словно просто выключили слепящий прожектор.

Смена кадра

Сегодняшняя Воображала в белом халате у белой стены. Белая табличка на боксе. Красные цифры на ней — 13–26.

— Подождите! — кричит Воображала в затянутые белыми халатами спины. Говорит тише: — Я сделаю… Вот этого.

В дверях — легкое замешательство. Чей-то длинный свист. Врач проталкивается в палату, смотрит на табличку, спрашивает неуверенно:

— Думаешь?