Volume IX: The Age of Voltaire

Идея короля-патриота была попыткой создать с помощью смещенных тори и недовольных вигов новую партию тори, одетую в принципы вигов, отказавшуюся от якобитизма и стремящуюся примирить землю с торговлей, империю со свободой, государственную службу с частным богатством.I Когда эссе было опубликовано (1749), оно стало кличем молодых энтузиастов, которые, как "друзья короля", надеялись, что монархия очистит правительство Англии. Она сформировала политическую философию Сэмюэла Джонсона, а также старшего и младшего Питтов. Она вдохновила на либеральный консерватизм Бенджамина Дизраэли, чья "Виндикация английской конституции" (1835) превозносила Болингброка как отца торийской демократии, как человека, чья "полная реорганизация общественного сознания заложила основу для будущего прихода партии тори к власти".44 Именно влияние Болингброка и Дизраэли превратило потерпевших поражение тори в прогрессивных "консерваторов" современной Англии.

V. КАК ВВЯЗАТЬСЯ В ВОЙНУ

Тем временем пропаганда Болингброка вместе с воинственным духом настроенного на деньги парламента покончила с долгим правлением Уолпола. Основывая свое пребывание на сохранении спокойствия, осторожный министр уклонялся от внешних связей, договорился с кардиналом Флери, который правил Францией на аналогичных принципах, поддерживать как можно дольше мир, установленный Утрехтским договором, а в остальном оставил управление внешними отношениями своему способному брату Горацио. Однако удержание Англией Гибралтара и соперничество между Англией и Испанией за контроль над Америкой и морями с годами приводили к росту насилия. И Георг I, и его министр Стэнхоуп в январе и июне 1721 года заверили Филиппа V Испанского, что Англия откажется от Гибралтара, как только финансы Британии и нравы парламента улучшатся; но британская общественность отказалась смириться с такой капитуляцией.45 Теперь давайте проследим за тем, как Англия ввязалась в войну; это проиллюстрирует как джингоизм населения, так и честность британских историков.46

Компания Южных морей, как нам рассказывают, "грубо злоупотребляла" привилегией, предоставленной Англии Испанией, посылая одно торговое судно в год в испанские владения в Новом Свете, и "возникла большая незаконная торговля", частично управляемая, частично попустительствуемая компанией. В ответ Испания брала на абордаж английские суда, подозреваемые в контрабанде. Роберт Дженкинс утверждал, что в одном из таких случаев (1731 год) он потерял ухо; он сохранил его, выставил в Британии и взывал к мести. Испанцы конфисковали несколько английских кораблей, занимавшихся законной торговлей, и держали английских пленников в кандалах; английские каперы захватывали испанцев и продавали их в рабство в британских колониях . Контрабанда продолжалась; испанское правительство протестовало; Уолпол, не желая уменьшать доходы испытывающей трудности Компании Южных морей, смирился, хотя и жестко расправился с контрабандой у английских берегов. Английский торговый класс выступал за войну, уверенный в своем военно-морском превосходстве, защищенный от вторжения и надеющийся на новые рынки и расширение торговли. Народ был взбудоражен фактическими и вымышленными историями о жестокости испанцев; англичан, призывавших к действиям, называли мужественными патриотами, а тех, кто советовал соблюдать умеренность, - лилейными трусами. Дженкинс показал парламенту свое ухо в бутылке (март 1738 года), после чего Пултеней, Питт и другие представители оппозиции Уолполу произнесли горячие речи о чести Англии.II В противовес этому испанская публика осудила англичан как еретических собак и проглотила историю о том, что один английский капитан заставил благородного испанца отрезать и съесть свой собственный нос.