Вольта

В год визита Вольты Голицын уже был членом академий в Брюсселе и Петербурге, а позднее вошел в научные общества Берлина и Лондона, Его удручали академические нелады в Петербурге, он много сил тратил на сближение ученых России и Запада. С Вольтой было о чем поговорить, тот стал чуть ли не последним визитером, общавшимся с посланником, ибо вскоре Голицын службу бросил, но остался жить попеременно в Голландии и герцогстве Браушвейг. Общение с просветителями даром не прошло: князь обеднел, разошелся с ревностной католичкой женой, однако научных занятий не оставил. В конце концов, он собрал неплохую коллекцию минералов, первым из русских построил вольтов столб, потом через год безуспешно сватал в Петербургскую Академию еще одного «изумительно талантливого молодого математика» по имени Гаусс. Вероятно, Голицын повторно пригласил Вольту в Россию, но тот не смог сообщить брату об этом прямо, опасаясь австрийских цензоров, возможного вреда по службе. Похоже, что Вольта снова отказался из-за «весьма охлаждающего» северного климата. Не менее вероятна и другая версия: как лицо официальное, Голицын приглашение передал, но как лицо частное, ехать не посоветовал. Уж очень скверные дела творились в то время в Петербургской Академии. Полный упадок, большой беспорядок, так считали многие из тогдашних академиков. Комиссии, разбирательства… В январе 1783 года Дашкова принялась наводить порядок в храме российском науки.

Пока Вольта разъезжал по Бельгии и Голландии, в Лондон уже хлынули письма от жаждущих адресатов, успевших насладиться первыми письмами вояжера. Какой слог, сколько фактов, как остроумно! Еще, пишите еще, заклинает Печчи из Милана. И Вольта расписывает, как аккуратны чистенькие домики около Амстердама; «будто отлакированные», — повторяет он не раз и не два. Чаще вспоминается дом, все удлиняется список лиц, которым надлежит передать привет. Ездок притомился от дорожных впечатлений, в нем проснулся домосед. А брат недоволен (декабрь 1781 года): «Письма твои дома читаем вслух, но очень уж они запаздывают. Ты, конечно, ни при чем, но между подробными посланиями бросай на почту маленькие письма. Очень уж всех нас изматывает ожидание конвертов от тебя».

А с Вольтой приключился маленький казус. Он ехал при маркизе Виллани. Та везла сына для образования, сопровождать ее должен был сперва экс-иезуит, некий месье Клаве, которого в последнюю минуту сменил полковник Колли, Вольта же — больше для блеска кортежа. У Ла-Манша маркиза закапризничала, боялась плыть морем. Вольта подозревал, что причиной изменения маршрута стали меркантильные уловки, но в тонкостях не разобрался. Пришлось мчать в Париж, чему возражать он не стал, а там дожидаться спутников. Фирмиану пришлось проглотить нарушение задуманного графика, ибо Вольта подчинялся маркизе, а не наоборот. (Как и великий Фарадей через 35 лет, при поездке «бедным сопровождающим» при супругах Дэви. Прямая преемственность между великими электриками! Ведь сэр Хемфри Дэви, как-никак, ученый для своего века не последний, и ничем не примечательная маркиза.)

В начале января 1782 года Вольта приехал в Париж. «Остановился я в большом отеле «Бурбон» на улице Креста. Мой постой куда скромней, чем я воображал: слева комната прислуги, справа так, пустячок, с приспособлениями для нужд, и рядом бельевая кладовка. Зато невдалеке королевский дворец, и Тюильри. Туда и сюда мчатся каретами какие-то «вольты», не обращая никакого внимания на потоки грязи, которые летят в стороны и обдают прохожих. А те обращают.

Тебе наверняка покажется странным мое состояние, но я все же поделюсь. Сидеть мне или стоять при маркизе Виллани и полковнике Колли? И вообще в таких же случаях? Когда мне в голову пришел этот вопрос, я не знал, жить мне или лучше умереть, быть или не быть, как сказала бы мама. Еще до Ахена я был себе хозяин, но в Страсбурге уверенность начала меня покидать с того момента, когда в доме у синьора Майнони у синьоры маркизы появилась горничная, слуга и горы багажа. Напиши, как мне быть, я уж три недели в угнетенном состоянии».

Но Париж исцеляет! Вольта бродил по улицам, кафе и ресторанам, заходил в музеи, шлифовал свой французский. 21 января «в Париж днем торжественно въехала королева Мария-Антуанетта и сразу в храме вознесла хвалы небу за удачную помолвку восьмилетнего дофина. По этому случаю в кварталах простонародья устроены фестивали, балы, банкеты. Те, кому повезло, видели в центре на площади Греве фейерверк. Дворец великолепно освещен и украшен. Зрелище восхитительное, в эскорте конные гвардейцы, экипажи сияют, дамы похожи на роскошные редкие цветы, в театре восхитительный спектакль, обед у короля и придворных, даже графиню д'Артуа, обычно больную, отпустила лихорадка».