Но и этой «крови» оказалось мало. Спалланцани хотел смерти. Дело в том, что аббат Лазарь Спалланцани ревновал Вольту, полагая себя обойденным. Он, который всего на 16 лет старше Вольты, оказался бит по всем статьям. А не он ли, Спалланцани, сделал Вольту ученым? Еще в 1771 году Вольта посвятил аббату свою рукописную диссертацию по электрической машине. Если б знать, как повернется дело, физиолог не взялся бы за электричество, он бы навечно похоронил «вареные виноградные палочки»! А затем доморощенный изобретатель, даже миновав университетскую скамью, пролез в учителя, потом в профессора, и вот теперь поездки в разные страны, членство в академиях, а его, «корифея», аббата Спалланцани, оттерли на второй план. Но еще в 1784 году он начал переламывать нездоровую ситуацию, когда добился почетной медали из рук генерала Кинского во время императорского визита, а сейчас пробил час мщения. Тем более что отыскался и повод — пустячный, как всегда бывает в таких случаях. Поскольку гневные тирады по поводу якобы нешуточных отступлений от установленных в университете порядков никто поддержать не захотел, Спалланцани обратился к прессе. В 1788 году издатель Зоополи вдруг напечатал на 152 страницах скандальное «Письмо Франческо Ломбардини к Джованни Антонио Скополи», а потом еще одно подобное. Под псевдонимом разглядели Спалланцани, Ломбардия хохотала и указывала пальцем на автора и на героев пасквиля. Среди них оказался и Вольта.
Чем же он провинился? Главное, что манкировал математикой. Ведь еще профессор Массарди, проверяя качество преподавания, написал в докладной, что Вольта будто нарочно не применяет современного физико-математического аппарата для описания основных естественных процессов. Да, так и было, но ведь только через сто лет появится формальное описание электростатики. В то годы не знали закона Кулона, еще не родились Грин, Пуассон и Максвелл, авторы будущих математических спекуляций. Вольте еще неоткуда было брать формулы, профессор-экспериментатор высился в электростатике одиноким пиком среди всего лишь считанной горстки знаменитых предшественников.
Вот почему обвинения Спалланцани нельзя считать обоснованными. Но критика звучала: «Не зная выгод от применения математики ни в одном разделе физики (механике, гидростатике, оптике), профессор Вольта расточает силы на лишние эксперименты».
Нападки Спалланцани производят жалкое впечатление. Вот лишь несколько примеров. Страница 33: «Александре Вольта, профессор экспериментальной физики, часто говорит на занятиях о свойствах воздуха, теплоте и электричестве, где сам он внес немалый вклад, что, конечно, для студентов тоже полезно. Но в лекциях и намека нет на принципы геометрии, алгебры, механики и других соответствующих методов, а изложение по курсу ограничивается просто разговорами о воздухе, теплоте и электричестве, что вряд ли достаточно для предмета физики. То же самое касается машин и приборов, а про газовый пистоль и какой-то огарок, величаемый газовой лампадой, и говорить нечего, это просто два фокуса, а делать упор на барометры просто смешно».
Страница 46: «Курс химии — это гордость нашего университета, а Вольта там говорит только о воздухе, теплоте и электричестве, будто, кроме него, никто ничего не сделал». И так далее, и том же духе.
Вольта не оставался равнодушным к нападкам Ломбардини — Спалланцани, хотя сознавал шаткость их. И все же, мрачнел Вольта, эти звери почуяли, что он едва стоит, едва тащит свои кресты, изнемогая под ними. Денег нет, приходится рваться на части между наукой и преподаванием, между Комо и Палией. Все, что делает Вольта, он делает хорошо, но, конечно, если б не нужда в заработке, он без раздумий целиком ушел бы в науку.
А к тому же и семьи нет, и бесконечно утомительные дороги. Кто еще выдержал бы это каторжное существование, кроме него? И недруги почуяли, что сил мало, самое время нанести удар, а потом лицемерно посочувствовать, увидев, как он расколется вдребезги.
Однако друзья Вольты знали ему истинную цену. Когда в апреле 1788 года уже знакомый читателю имперский лейб-медик Франк Брамбилла получил анонимное письмо с тяжелыми оскорблениями Скополи, Скарпи и Вольты, он сразу сообщил Вольте, что безотлагательно объяснит все барону Спергесу и покажет письмо имперскому министру по Риму и Неаполю. Уже в июне, прихватив с собою сына, аббата Бертола и Вольту, Франк объехал Кремону, Верону, Виченцу, Павию и Венецию, елико возможно смягчая ситуацию.
А Вольта? Публично отвечать на выпады «Ломбардини» он не стал, чтобы не раздувать пустую полемику, в частных же письмах предельно откровенно и полно разъяснил свою позицию, понимая, что из дырявого водопровода напьется и Спалланцани. Так и случилось. И гласность убила злоупотребление. Вольта не стал требовать сатисфакции, тихо помог, чем смог, оклеветанным Скополи и Скарпи и даже обращался потом, когда буря утихла, к Спалланцани с разными просьбами, в которых тот при всем желании не мог отказать. Плохой мир Вольта предпочитал хорошей ссоре.