Трезво мыслящие уверяли, что Бонапарта сжили со света англичане, охранявшие его остров, но премьер Англии Фокс клялся, что времена Макбета и Борджиа прошли безвозвратно. К тому же экс-императора окружала преданная ему свита из двадцати человек, убежденных бонапартистов, в том числе повар, врач, слуги и телохранители.
Только через полтора века всплывет трагическая в своей смехотворности тайна гибели Наполеона: его, покровителя ученых, погубила наука! Причиной смерти, по-видимому, стал мышьяк, пропитавший обои и гардины, но попавший туда не из рук злоумышленником, а содержавшийся в зеленой, столь любимой императором краске. Геральдическим знаком дома Бонапартов служили золотые пчелы на зеленом фоне, преобладавшем в одежде узника и убранстве его департаментов. Кстати, подобными болями страдали и все его слуги.
Подумать только, химик Шееле умело придумал зеленый пигмент, дешевый и стойкий, фабриканты схватились за выгодную новинку, а она со временем стала выделять мышьяк в результате спонтанно шедших внутри неё химических реакций. Сколько ж народу погубили зеленые обои? А Наполеон, вот незадача, опекал науку, а та сжила его со свету!
Вольта много думал об изгнаннике и оплакивал императора, всем-всем одарившего ученого. Вот и сейчас приходилось заниматься пенсией, назначенной папой по настоянию Наполеона. В мае от монсеньора Равази, заменившего Молина в епископстве Адрии, Вольта потребовал доплатить 540 скуди, но тот сослался на приостановку всех выплат из-за военных действий. Все титулованные пенсионеры волновались (Монти, Ориани, Пертьери, Тривульцио), но денежные ручьи иссякли, письменные запросы не помогали.
Мир продолжал клокотать. В Испании «апостолическая хунта» требовала репрессий. Дон Карлос брался сменить Фердинанда VII и продемонстрировать настоящий порядок. Взбунтовалась австрийская Моравия, восстали греки, германских крестьян умело вывели из игры, милостиво позволив выкупать участки в рассрочку.
Незаметно ушла из жизни старая подруга Чичери, она действительно стала совсем старой, семьдесят один год. Я любил её, растроганно вспоминал Вольта когда-то юную мать своего незаконного первенца, но от Чичери мысли перескакивали к Бонапарту. «Всегда одинокий средь людей, я возвращаюсь к своим мечтам лишь наедине с самим собой», — разве не так говорил в 1786 году этот застенчивый мальчик, лишь казавшийся решительным. Сила Наполеона крылась в изумительном актерском таланте, в идеальном послушании обстоятельствам («Я только слуга природы вещей», — откровенно делился он со всеми), но никто не желал видеть правды, все хотели видеть монстра или гения, а отнюдь не марионетку. Разве только Фуше и Талейран поняли механизм Бонапарта, поняли и обратили угаданное ими свойство во вред вознесшему их к вершинам властителю.
В память об императоре Вольта надумал носить орден Почетного Легиона. «Орден почетной кастрюли» — в свое время издевался Моро, но тут пахло совсем не кухней, легионеры стали новым дворянством взамен уничтоженного королем, 15 их когорт были прочной опорой трона монархии Бонапарта. На просьбу Вольты из Парижа ответил секретарь канцелярии ордена Саймо: «Желающим подтвердить членство посылаем дубликат удостоверения в обмен на анкету и заявление». Вольта отослал.
А что ж наука? Там новостей с избытком. Вернулся из Антарктиды россиянин Беллингсгаузен с рассказами и невиданными картами. Навье вывел сенсационные уравнения для упругих жидкостей. Что-то интересное о цветовом спектре писал Гете, его восторженно одобрял Гегель. Владелец оптической мастерской в Баварии Фраунтгофер научился разлагать спектр решеткой тонких и близко расположенных борозд на стеклянной пластинке. Удивительные радужные спектры — и столь простыми средствами! В духе Вольты.
Лаборант сэра Хэмфи Дэви по имени Майкл Фарадей продемонстрировал в Лондоне вращение магнита вокруг провода с током (и наоборот), но Вольта смолчал. «Vanitas vanitatum et ornnin vanitas» («Суета сует и всяческая суета») — словно молча вторил Экклезиасту усталый ученый. Его апатию, быть может, разбила бы другая новость: Зеебек в Берлине нагрел лампой стык проводов из меди и висмута, и по цепи побежал ток, отклонивший магнитную стрелку. Разве не то же самое в 1794 году проделал Вольта?
Две банки с водой, между ними перекинуты два мостика, железный и посредством разделанной лягушки. В одной банке кипяток, в другой вода холодная, а конечности: лягушачьего тельца бьются в конвульсиях, пока вода не остынет. Зеебек не слышал про опыт Вольты, Вольта тоже не знал про Зеебекову находку.