А я все время волновалась: что же выпадет мне? Фокусы показывать я не умею, колдую хуже учеников, торт уже съели… Я нервно барабанила пальцами по столу, завидуя Хагриду.
Затем Синистра рисовала красками портрет Люпина, Бинс раскачивался в невероятном танце, а Помфри и Пинс выстукивали столовыми приборами рождественскую мелодию.
Мадам Хук (вот уж посчастливилось!) велено было показать сложный трюк на метле, что она с изяществом сделала, даже не задев ни одного портрета.
— А этому фанту я приказываю петь! — торжественно произнес Флитвик, в то время как Снейп поднял вверх мою диадему.
— Какой инструмент Вы бы предпочли, миссис Черри? — оживился карлик — руководитель хора, приплясывая от удовольствия.
— Барабаны, — язвительно произнес Снейп, усаживаясь, наконец, в свое кресло.
— Перестаньте ёрничать, Северус! Все и так знают, что Вы не любите песен, — пришла мне на выручку профессор МакГонагалл. — А для миссис Черри, думаю, более всего подойдет рояль. Прошу Вас, дорогая, не стесняйтесь! — улыбнулась она мне.
Я на негнущихся ногах подошла к черному блестящему инструменту, который наколдовал Дамблдор.
За клавишами на высоком стуле уже ерзал от нетерпения хогвартский дирижер:
— Вы только начните, а я подхвачу! — напутствовал он.
Все удобней расселись и уставились на меня. Хагрид даже представить себе не мог, как в этот момент я мечтала поменяться с ним местами. Шла бы себе по лужам в Хогсмид, долго бы стучала в дверь паба, объясняла бы сонному трактирщику, зачем мне в столь позднее время понадобился целый ящик хереса…
Зрители одобрительно мне улыбались и даже поддержали жидкими хлопками. На английском я знала всего несколько песен, но вряд ли бы они подошли для этого вечера. Тем более что мое перламутровое платье, уложенные локонами волосы, сверкающая диадема и огромный черный рояль требовали … романса, не меньше.
Я с ужасом открыла рот, с последней мольбой взглянула на Люпина, и звуки сами полились из меня, складываясь в плавную мелодию:
Вы, чьи широкие шинели напоминали паруса, — тихо пропела я.
Чьи шпоры весело звенели и голоса, — чуть уверенней.
И чьи глаза, как бриллианты, на сердце выжигали след, — я смотрела в глаза Люпину, держась за этот взгляд, как за спасительную соломинку.
Очаровательные франты… минувших лет.
Рояль вступил мягко и точно.
О, как мне кажется, могли вы, рукою полною перстней, — пела я по–русски, но все заворожено слушали меня, внимая скользящей по залу мелодии.
И кудри дев ласкать и гривы своих коней…
В одной невероятной скачке вы прожили свой краткий век, — тут почему–то мне представился Ремус совсем молодым и немного замкнутым юношей, а рядом Блэк — веселый и азартный и смеющийся Джеймс, лихо взъерошивающий свои непослушные волосы.
И ваши кудри, ваши бачки … засыпал снег… — я смотрела на седую прядь Люпина и удивлялась такой новой для меня трактовке этой песни.
Мой аккомпаниатор с невероятным упоением заиграл проигрыш, а я осмелилась оглядеть слушателей. Кажется, им нравилось.
«Хвала моей музыкальной школе по классу скрипки!»
Одним ожесточеньем воли вы брали сердце и скалу, — я с гордостью вновь посмотрела на Люпина.
Цари на каждом бранном поле и на балу…
Вам все вершины были малы и мягок самый черствый хлеб, — я освоилась с ролью певицы и позволила себе несколько плавных жестов руками.
О, молодые генералы, о, молодые генералы своих судеб!..
Я слегка наклонила голову, давая понять, что песня окончена. Прозвучали последние аккорды рояля. Я стояла в полной тишине, боясь поднять глаза.
«Публика приличная, помидорами бросаться не будут», — подумала я в отчаянии.
И тут все опомнились и разразились такими аплодисментами, что румянец на моих щеках проступил даже через немаленький слой тонального крема. Я изящно поклонилась и прошла к своему месту, стараясь не упасть от волнения.
Дамблдор поцеловал мне руку, уверяя, что ранее ничего подобного не слышал. Люпин был очень доволен и с гордостью улыбался.
Но больше всех меня удивил Снейп. Он подошел ко мне, сложив руки на груди, и глядя сверху вниз, произнес:
— У Вас хороший слух и … очень красивый голос, миссис Черри, — затем он вышел за дверь и больше уже не вернулся.
После были танцы…
Глубоко за полночь вернулся Рубеус с двумя огромными ящиками.
— Вы пропустили столько интересного! — укоризненно сказал Хагриду Флитвик, как будто не сам отправил его в этот поход.
Мы с Люпином ушли, не дожидаясь конца вечеринки. А я успела забрать с огромного блюда серебряную запонку Снейпа.