Волшебные рассказы

Вот оно как! Жаль… А то автор этих строк уже представил себе картину, как Виктор отправляется в машине времени в тот злополучный мартовский день – к моменту смерти сына. Это случилось не так уж далеко от дома.

По дамбе, перегородившей речку, часто проезжают машины. Наверняка кто-то видел, как мальчик тонет, но – не бросился спасать. Если бы Виктор, перенесшись назад, подошел к сыну и предостерёг его, направил домой, всё могло бы быть иначе.

Можно вообразить себе как Виктор, немного постаревший и изменившийся, подходит к мальчику, идущему к воде, а тот, увидев его, спрашивает:

– Пап, а ты что тут делаешь? Ты же вроде на работу пошёл? – имея в виду отца из прошлого. А отец из будущего ему бы ответил:

– Иди-ка ты домой сынок, тебя мамка зовёт.

Мальчишка побежал бы домой, а отец из будущего осмотрел лодку. Ведь она вроде была в полном порядке. Отчего же вдруг прохудилась?

Собрана из подручных деталей, оставшихся с советских времён, действующая модель машины времени. Но 1000 вольт по-прежнему взять негде. Так и стоит изобретение рядом с сушильным шкафом. Ждёт. Что будет потом, изменится ли «пространственно-временной континуум», как говаривал док Браун из фильма «Назад в будущее» или всё будет как в фильме про Гарри Поттера – пока что об этом можно только догадываться.

Но и в нашем времени, в текущем моменте, много чего интересного. Тайн ещё очень много неразгаданных, изобретателя манят верховья Вилюя, где находится нечто, напоминающее летающую тарелку инопланетян, озеро Лабынкыр с чудовищным монстром, а то ещё в Приморье, был замечен какой-то летающий человек. И хочется ему поехать одному и надолго, чтобы неторопливо наблюдать, не уподобляясь некоторым нынешним экспедициям, которые ездят на пару дней и потом отчитываются, что ничего загадочного не обнаружили.

Надежда

Церковь в деревне есть. А значит по всем правилам – это село, а не деревня. Но в моем представлении она осталась «деревней». Как ни странно, официально – это тоже деревня. Данный населенный пункт правильнее, наверное, назвать «сельцом»? Но это уже слишком! Ведь даже «село» – для горожанина звучит нынче уничижительно, как и «деревня». Но село все-таки должно быть в моем представлении побольше: с несколькими улицами и, как минимум, одним перекрестком. И церковью естественно.

Она в деревне была: деревянная, наверное, брусовая? Но мне она показалась – какой-то дощатой, словно это вообще сарай. Но тут меня может подвести память, я внутри этого скромного сельского Храма никогда не был, даже проходил-то мимо всего один раз. Было это больше тридцати лет тому назад. Внимательно церковь я не рассматривал. Помню только, что она располагалась в дальнем конце улицы. Дальнем – если идти от хаты Василия и Ханы Прото.

Василий Леонтьевич и Анна Васильевна – белорусы. Он – худой, как трость, с вечной самокруткой в рыжих усах, с трехдневной щетиной. Она – кругленькая, серьезная. Разбитые башмаки на босу ногу, нарядной я ее не помню, но хозяйство – большое и исправное.

И деревня эта – белорусская, расположена в Каменецком районе Брестской области республики Беларусь. Будучи по российским масштабам селом, в Белоруссии она так и осталась деревней. Видно, церковью, храмом Божьим в Белоруссии никого не удивишь? Не совсем так. Удивительного тут много, получилось бы только рассказать…

Баба Ханна имела к церкви непосредственное отношение, как попова дочка. Однако ее родитель, батюшка отец Василий Митскевич служил в другом селе, и в другой церкви, хотя тут же неподалеку. Было это еще до Великой, Отвратительной, Страшной революции, и даже до Первой мировой войны. Когда германец наступал, отец Василий с семьей и церковным имуществом отправился в эвакуацию. Бежали они аж до самой Волги. Потом – обратно, с храмовым золотом в телеге.

Его, отца Василия, я не видел никогда, даже на фотографиях, которых, вероятно, и не было вовсе. Но он представляется мне этаким «черным монахом» из повести Чехова. Хотя монахом он, естественно, не был.

Уберегши иконы и кресты, подсвечники и кадила во время империалистической от «империалистов», от восставшего пролетариата, и всех остальных, во время революции батюшка все это уберечь не смог. Прятал где-то, закапывал… Под дулом винтовок не выдал, но потом сокровища у него выманили, взяли хитростью, якобы «на сохранение». Но обратно – ничего не вернули. От расстройства отец Василий тронулся умом, хотя говорят, что надежда – источник тревоги, свобода от нее – источник покоя.

Дочка его Ханна, которая была завидной, богатой невестой, после того как батюшка помешался, вышла замуж за бедного сироту Васю Прото. У них стали рождаться дети, граждане Польской республики, поскольку вся западная часть Белоруссии принадлежала во временном промежутке между большими войнами Польше: Миша, Нина, Надя, Маша, Ваня, еще не знавшие ни скорби, ни терпения, ни опытности, но знающие веру и любовь.