Волшебная галоша

И в тот самый момент, когда между ними возник спор: похож один из артистов на их учителя Анатолия Петровича или не похож, оба вдруг очутились на паркетном полу. Димка откатился к стене, а Паша плюхнулся посреди фойе. Зашиблись основательно. С трудом поднявшись, они увидели причину своего несчастья. Эта причина, в виде весьма упитанного человека средних лет, забавно присев на корточки, шарила по воздуху руками. Вероятно, администратор кинотеатра – а это был он – разыскивал неожиданное препятствие, на которое наткнулся, торопясь в кабинет. Ничего не обнаружив, он провел рукой по полу, вытер руку о платок, грустно как-то сказал: «Ну, пожалуйста!», а затем, все еще недоумевая, провел платком по вспотевшему лицу. На лице остались черные полосы. Администратор величественно зашагал в кабинет.

Друзьям было и больно и смешно. Пожалуй, больше смешно, чем больно. А Паша даже не выдержал и рассмеялся.

Администратор оглянулся, недоуменно пожал плечами – он ведь ничего не видел, – пощупал лоб, покрытый холодным потом, и снова сказал: «Ну, пожалуйста… Ну, пожалуйста!…» Он шел теперь медленно, непрестанно оглядываясь. Мальчики зажимали рты ладонями.

Фойе постепенно заполнялось публикой. Наученные горьким опытом, мальчишки держались теперь подальше от людей. Они забились в угол за киоском с газированной водой, и Паша, которого после пирожков одолела жажда, взял стакан – никто на это не обратил внимания, потому что стакан немедленно исчез, – потом подставил стакан под легкую пенистую струю, и все разинули рты: струя падала на пустой поднос, но не разливалась лужицей, а просто-напросто пропадала неизвестно каким образом.

Сеанс начался. Друзья подождали, пока все усядутся, и заняли свободные места в девятом ряду.

Посидеть им так и не удалось. В тот самый момент, когда на экране по новгородскому базару прошел Садко, весело разговаривая с людьми, по темному залу с фонариком прошел билетер, а за ним – молодой человек и девушка. Билетер указал им место. Димка досадливо отмахнулся, когда мимо него прошел, протискиваясь к своему месту, человек. Но девушка – она шла следом – села прямо на Димкины колени. Рядом заойкал Паша. Молодые люди вскочили, внимательно посмотрели на места, пощупали их и… очень осторожно сели. Зрители в девятом ряду повозмущались, пока друзья выбирались, наступая всем по очереди на ноги, и, наконец, успокоились.

Невидимкам снова пришлось стоять. Только уже к самому концу фильма им удалось устроиться на крайних местах седьмого ряда, и они забыли огорчения.

Глава 8 В которой родители получают странные письма.

Надежда Степановна – мама Вадима – начала уже волноваться: десятый час, а сын еще не обедал, не возвращался из школы. Это было настолько не похоже на Димку, всегда такого аккуратного, что она не знала, что и думать. То ей казалось, что с сыном произошло несчастье, и она готова была бежать в милицию. То она успокаивала себя: Димка, вероятно, засиделся на своем литературном кружке, и она мысленно начинала ругать учителя, который так поздно задерживает детей. Наконец Надежда Степановна не выдержала и отправилась в школу.

Несмотря на поздний час, в школе было много народу. У всех были почему-то печальные лица. Родители толпились у дверей кабинета директора, женщины всхлипывали, мужчины гулко сморкались. Еще не зная ничего, ничего пока не понимая, Надежда Степановна почувствовала, как беспокойство и смутная тревога проникают в сердце.

Из кабинета вышел какой-то очень знакомый человек. Но кто именно, Надежда Степановна не могла вспомнить.

– Да, друзья мои, – сказал он голосом Анатолия Петровича – Возьмите себя в руки! Положение, не буду скрывать, весьма и весьма тяжелое. Случилось нечто необычное, и причина происшедшего нам не ясна. Я попрошу вас не волноваться, если расскажу вам сейчас совершенно не правдоподобные вещи…

Такое предисловие не обещало ничего хорошего. Все затихли. Было слышно в тишине, как всхлипнула чья-то мама.

А Надежда Степановна вдруг поняла, что человек этот и есть сам Анатолий Петрович, но… только без усов.

То, что говорил учитель, казалось похожим на сказку и было бы очень забавным, если б не было таким печальным…

– Да-да, – говорил учитель, – все, как один! Мы уже сообщили в милицию, чтобы тех из них, которых удастся обнаружить по каким-либо странным, на первый взгляд, происшествиям, направляли бы к нам. А то, что многие не вернулись домой, тоже вполне объяснимо, хотя и грустно – они ведь стали невидимками, – а это что-нибудь да значит…

– А я-то, – всхлипывала одна из родительниц, – целый день слышала голос моего Коленьки, да не отвечала. Все думала, что мне кажется.. Еще мужу пожаловалась. А это был, оказывается, он, Коленька…

– Успокойтесь, товарищ Спиридонова, успокойтесь… – уговаривал ее учитель, но та плакала все сильнее.

– Вздор! Абсурд! – сказал Петр Никанорович, отец Паши. – Так в жизни не бывает!

– Не бывает? – спросил Анатолий Петрович и открыл дверь в кабинет директора.

– Сеня! – позвал он.

И тогда из дверей вышел человек… без головы. И сказал: