Володя-Солнышко

...Читал я невыразительно и стесненно. В зале с первой строки напряглась тишина. Жадная, устремленная. Вот она-то мне и мешала. Сквозь глухотцу голоса я то и дело прослушивал тихие всхлипывания сестер и, опасаясь, что женщины могут совсем разрыдаться, читал нарочито бесстрастно и буднично.

Прочитана последняя строчка. Среди гаснущих, убывающих аплодисментов тонкой молнийкой взвился и просверкал над рядами тоненький девичий голосок:

– Присвоить Володино имя училищу!

Какой гром породила та тонкая молнийка!

Стою, просветленный, растроганный и... благодарный.

Сестры упрятали лица в платки.

– Володино имя! Во-ло-ди-но!!!

В день пятидесятилетия Ленинского комсомола ямальская газета «Правда тундры» под заголовком «Подвиг не умирает» сообщила своим читателям:

«Многолюдно сегодня на крутом берегу полноводной Оби. Плавно опускается, подернутое инеем, белое полотнище. Взорам присутствующих открывается отливающий бронзой, пятиметровый обелиск железной конструкции в форме усеченного конуса, установленный здесь молодежью Ямала, в память подвига комсомольца Володи Солдатова. На лицевой стороне обелиска рельефно написано:

СЫНУ ВЛКСМ ВОЛОДЕ СОЛДАТОВУ –

РЫЦАРЮ В БЕЛОМ ХАЛАТЕ, ОТДАВШЕМУ ЖИЗНЬ,

НЕ ВЫПУСКАЯ ИЗ СЛАБЕЮЩИХ РУК СУМКИ С КРАСНЫМ КРЕСТОМ.

Я часто теперь встречаюсь с тобою, Володя. Бывает, включу радио – живет твое имя! Раскрою газету – зовет твое имя:

«Тобольское медицинское училище имени Володи Солдатова объявляет прием...»

Девчонка по имени… Рассказ

...За время пребывания в партизанах, будучи малолеткой, показала себя бесстрашной разведчицей, пустила под откос семь вражеских эшелонов с живой силой техникой и продовольствием, участвовала в разгроме нескольких немецко-полицейских гарнизонов, на своем счету имеет около двадцати уничтоженных вражеских солдат. Участница рельсовой войны.

За активное участие в борьбе с немецко-фашистскими оккупантами Демеш Ольга Владимировна награждена орденом Славы III степени и медалью «Партизану Отечественной войны I степени»[7]

Операция «козлиное молоко»

Всем почудилось: опять взвыли бомбы. Люди по обретенной привычке снова втянули головы в плечи, зажмурили крепко глаза, ждали взрывов. Ждали долго и чутко, а их почему-то все не было. Да и быть не могло. Выли проржавленные навесы на двустворчатых старых воротах овощехранилища. Их открыли снаружи, и яркое солнце всей древнею силой ударило, высветлило развернутый зев подземелья.

Он стоял в свете солнца – тот первый явленный фашист, и от этого людям сделалось зябко, нехорошо. Он стоял твердо, трезво, зримый весь до ресниц, чуть играя носком сапога, как бы малость соскучившийся.

Он стоял – рукава у мундира закатаны выше локтей. На его молодых мускулистых руках, настороженных вдоль вороненого автомата, золотился и густо курчавился волос.

Он стоял загорелый, умытый и выспавшийся. Глаза, как у гладкого первозимка-волчка, которого «старая» навела на подранка, полны молодым неопасливым любопытством.

– Что стихли, люди? – тревожно тянула коричневую морщинистую шею слепая старуха с иконкой в руках. – Да не молчите же! Люди!

– Немцы, – шепнула Павлинка.

– Виходить! – повелительно крикнул фашист.

Подземелье вздохнуло. Казалось, по стенам сбежала, стекла вдруг сухая песчаная осыпь.

– Виходить! – еще звонче прикрикнул фашист.

– По-русски немец говорит?! – удивилась слепая старуха. – Слышь... По-русски?.. Я пойду первая, люди. Со мной бог.

Слепенькая аккуратно стряхнула свободной рукой приставший к юбке песок и двинулась деревянной походкой к солнечному проему, тусклым щитком вынося перед грудью иконку. Чем ближе она подступала к воротам, тем дальше отсылала, вытягивала перед собой свою древнюю крепость – бессмертного своего бога.

Они сближались – бабушкин бог и фашист. Немец нервно переступил. Ему стало нехорошо, неуютно, а может быть, чуточку страшно. Следующим движением он вышиб у бабки иконку и даванул ее сапогом. Так было спокойнее.

– Бистро, бистро! – тронул он слепенькую за сухонькое плечо.

– Иконка... Где иконка моя? – бормотала старуха, порываясь назад.

Мимо румяного автоматчика, опасливо обтекая его с двух сторон, молчаливой цепочкой выходили на солнце люди. Он улыбался им и от этого становился все больше загадочным, страшным.

Павлинка вот-вот поравняется с ним.