Вольный горец

— И это пустой пакет, ну конечно!

— И там… ближе к лесополосе? Во-он там!

— Гаврюша твердо сказал:

— И там тоже — пустой прозрачный мешок!

— Да что же это такое? — пробормотал Аскер. — Когда я мальчишкой из одного аула в другой ехал на бричке, то и слева и справа вдоль дороги тянулись высокие курганы, под которыми раньше хоронили богатырей… На таком кургане в самую середку венчика из густого терновника можно было поставить пустой глиняный кувшин, и ночью в него тихонько опускалась душа богатыря — пожалуйста, забирай кувшин в саклю — пусть она немножко поживет дома и слегка отдохнет и успокоится, пусть побудет среди людей, пусть почувствует тепло очага, который топят сухим коровьим кизяком, сырым хворостом, кукурузеньем и соломой да бодылками от подсолнуха… Пусть богатырская душа послушает разговоры, пусть ощутит густой и теплый запах овечьего сыра, который коптится над очагом… А что теперь?.. Теперь почти все курганы распаханы, тернов на них давно, нет, а вместо прыгающих там и тут зайцев на ветру дергаются рваные пустые мешки!

— А с ним можно было поговорить? — спросил Гаврюша. — С этим богатырем? Когда он отдыхал дома душой?

— Можно! — подтвердил Аскер. — Но далеко не всякому.

— Кто хорошо учится? — догадался Гаврюша.

— Кто хорошо учится, да, — согласился Аскер, и голос у него вдруг как будто помолодел. — Кто хорошо учится слушать и понимать прошлое и беседовать с героями, которым уже тысяча лет…

— Тысяча? — ахнул Гаврюша.

— И две, и три тысячи, — подтвердил Аскер. Столько, сколько черкесским богатырям… А значит, казацким тоже.

— Они росли вместе? — спросил мальчик.

— И старик будто похвалил его:

— Поверь мне: в одной семье.

— Как это?

Но Аскер уже опять подался к окну:

— Но у него шевелится хвост, посмотри!

Гаврила снова вгляделся:

— Да это потому, что мешок рваный и край болтается — дергает ветер.

— Ты думаешь, ым?

— Разве у зайцев бывают такие длинные хвосты? — спросил Гаврюша. — А у этого длинней, чем он сам!

— Может, с хвостом это случается? — задумчиво проговорил Аскер. — Он отрастает такой большой, если заяц много хвастает?.. Понимаешь: такой он становится от хвастовства?

— Тогда бы так и писали: хвастовство! — решил Гаврюша, перед которым теперь каждый день вставал этот вопрос: где писать «а» и где — «о»?

— Вообще-то, конечно, жаль, — сказал Аскер. — Что «хвастовство» и в самом деле пишется через «а». И что у хвастунов не вырастает длинный и толстый хвост. Такой, как у австралийского кенгуру. А то бы мы хвастунов и обманщиков… и правителей, которые много обещают, но ничего не делают, узнавали бы по хвосту… И всех газетных героев. И лауреатов всяческих премий.

Гаврюша не очень понимал, о чем так настойчиво и с такой печалью снова заговорил его друг Аскер, но на всякий случай переспросил:

— По хвосту?

— Ну конечно! — подтвердил Аскер. — Прыгать, как кенгуру, они не стали бы… Ты представляешь: в парламенте начались бы сплошные прыжки. А у какого-нибудь завалящего лауреата был бы такой длиннющий хвост, что он волочился бы по земле, дважды лауреату приходилось бы заказывать для своего хвоста специальную коляску, какие делают для баранов с большим курдюком — ты никогда таких не видал?.. А трижды лауреат уже не мог бы обойтись без самой настоящей тракторной тележки… Представляешь, сколько с ней было бы хлопот?.. Как быть, если тебе надо подняться на третий или на восьмой этаж?.. Оставь тележку на улице — ее могут украсть. Даже в тихом Майкопе. А если в сумасшедшей Москве?

— Ты когда-нибудь был в Москве? — спросил Гаврюша. — Хотя бы разок?

— К несчастью, я там живу! — сказал Аскер. И он так длинно и так совсем по-ребячьи вздохнул, что Гаврюша даже вытянул шею и поверх спинок оглядел соседние кресла: уж не сидит ли где-то там еще один мальчик?

Вблизи ребятишек не было — неужели все-таки это Аскер вздохнул, как маленький? Но старик уже снова повеселел:

— Хочешь, я расскажу тебе сказку?

— А ты умеешь? — спросил Гаврюша.

— Когда-то умел… Когда-то я сочинил много сказок…

— Сам? — не поверил Гаврюша.

— Конечно, сам.

— Выходит, ты — сказочник?.. А говорил, что старый солдат!

Аскер отчего-то еще больше повеселел:

— Часто это одно и то же. Ведь самые лучшие сказочники в мире — это как раз старые солдаты. Именно они, Джебраил, очень убедительно рассказывают о том, какие справедливые войны они вели, какими были героями и храбрецами и только потому-то и выжили, хотя все было наоборот: настоящие герои давно спят в земле — ведь они всегда были первыми, потому-то и встретили смерть раньше других. А живые потом присвоили их славу и присвоили право говорить от имени павших… Ты хоть понимаешь, о чем я?

— Это сказка? — догадался Гаврюша.

— Но Аскер снова печально вздохнул:

— Это горькая правда, Джебраил. Ты еще маленький, чтобы все это понимать, но в том-то и штука, что человеческие слова могут храниться в памяти, как хранится в добром амбаре зерно, и прорастут у тебя в душе, когда ты станешь большой, и это тебе понадобится, чтобы утешить себя или хоть чем-то подбодрить…

— И это тоже правда?

— Это тоже чистая правда!

— А потом ты расскажешь сказку?