Вольны быть вместе

Западнорусские земли, с высокой культурой и доблестью их населения, как раз и придали небольшому дотоле княжеству Литовскому тот мощный импульс, который позволил ему впоследствии стать соперником Московского государства...

К сожалению, политика Александра в отношении Полоцкой земли и Литовского государства не пережила князя. Hо то, что он успел сделать, работало на будущее. Союз с Брячиславом восстанавливал устои древнерусского единства. Военный блок с Миндовгом намечал принципы добрососедских отношений Руси с Литвой.

Более века спустя, в конце 1370-х, после смерти Ольгерда, неудачливого супостата Москвы, его старший сын Андрей, князь полоцкий, ведя борьбу за власть со своим младшим братом Ягайлом, великим князем литовским, вступил в союз с Дмитрием Донским, великим князем московским и владимирским, и принимал участие в его походах. В битве русского ополчения с разноплеменной Мамаевой ордой на Куликовом поле в 1380 году 55-летний Андрей Ольгердович командовал полком "правой руки", в рядах которого сражалась и его дружина, оставившая с ним Полоцк три года назад, и псковичи, повторно избравшие его своим князем. Брат Андрея Дмитрий также стал соратником своего московского тезки. Он привел с собою брянских воинов. (Кстати, "иноплеменниками", как называют братьев Ольгердовичей некоторые не слишком внимательные авторы, Андрей и Дмитрий не являлись ни по рождению, ни по воспитанию.

Этническими литовцами они были не более, чем на четверть. Ольгерда родила Гедимину его вторая жена Ольга, русская родом. Ольгерд Гедиминович первым браком был женат на витебской княжне Марии Ярославне. Она и стала матерью Андрея и Дмитрия. Выросли братья в окружении русской родни, княжили в исконно русских городах, немудрено, что их родным языком был русский. Впрочем, на нем - на различных его диалектах - общалось едва ли не все население полиэтнического Великого княжества Литовского. (Во всяком случае, и в эти, и в более поздние времена летописание, законотворчество, делопроизводство, сочинение трактатов и всяческая переписка велись на языке, который современники называли не иначе, как "руским", а нынешние белорусские исследователи предпочитают именовать "старобелорусским".)