Волнолом

Он повел их по широкому коридору. Полы устилал коричневатый линолеум, светили белые лампы. Некоторые двери были распахнуты, виднелись обширные помещения с рядами коек вдоль стен. Тощий субъект, одетый не то в уродливую пижаму, не то в рубаху навыпуск, уставился на Ольгу через порог. Хотел шагнуть ближе, но насечки на притолоке мигнули, и субъект отшатнулся.

- Не волнуйтесь, сударыня, - сказал проводник. - Он не хотел напасть - только поздороваться. Здесь палаты для тихих. К тому же, везде защита.

- Я не волнуюсь, - сказала Ольга.

- Но вашего... э-э-э... коллегу пришлось, к сожалению, перевести в изолятор.

'Коллегу? - подумал Генрих. - Однако...'

Они перешли в другое крыло. Здесь все двери были заперты наглухо, смотровые проемы забраны железными прутьями.

- Случай, как вы понимаете, совершенно особый - седативная светопись к пациенту неприменима. Возможны припадки ярости...

- Спасибо. Санитаров не нужно.

Генрих отодвинул засов, вошел. Человек, сидящий на койке, никак не отреагировал - молчал, опустив глаза. Генрих оглянулся на доктора:

- Вы нас не оставите?

- Но...

- Ответственность беру на себя.

Когда доктор вышел, Ольга спросила:

- Кто это?

- Долго объяснять. Я не знал, что он здесь. Дверь прикройте, будьте добры.

Она, против обыкновения, не стала спорить. Свет угасающего зимнего дня вливался в окошко под потолком. Снаружи доносился вороний грай. Генрих присел перед пациентом на корточки, вгляделся в осунувшееся лицо с седовато-рыжей щетиной. Вздохнул и сказал:

- Ну, здравствуй, дружище Франц.

Тот вздрогнул.

- Давай же, посмотри на меня. Не бойся.

Рыжий медленно поднял взгляд:

- Это правда ты, Генрих?

- Конечно, кто же еще? Неужели не узнал мою рожу? Или дать тебе между глаз для стимуляции памяти?

- Да, теперь верю, - Франц улыбнулся бледно. - Старина Рау. Шутить ты так и не научился...

- Ну, это ведь ты у нас был хохмач, а я - из пятерых самый нудный.

- Генрих, Генрих, - зашептал Франц быстро и сбивчиво, - ты зря пришел, не надо было приходить, слышишь? Они теперь и тебя засадят, потому что они уроды, на нас им начхать, и всегда так было... Я все эти годы думал, зачем они с нами такое сделали, а недавно... Я в общей палате был... Проснулся... Луна в окошко светила... Огромная, желтая, висела прямо над лесом... И я сидел, смотрел на нее, а потом как будто...

Он замолчал. Генрих сказал ему мягко:

- Я понимаю.

- Да ни хрена ты не понимаешь! Я...

- Ты проснулся и вспомнил, что уже умер. Да, это правда. Но я тебе помогу.

ГЛАВА 6

- Генрих, что вы несете? - спросила Ольга.

Он встал, подошел к ней:

- Я же сказал - вам лучше не знать. Подождите снаружи.

- А я сказала, что никуда не уйду! Просто, глядя на вас, начинаю путаться, кто здесь пациент, а кто посетитель. Может, вам тоже тут отдохнуть? Недельку-другую? Покой, уход, кормежка бесплатная...

- Ерничайте, сколько угодно. Мне наплевать. Но раз уж остались, то не мешайте. А еще лучше - помогите.

- Прекратите хамить! И как я вам помогу?

- Визуализация. Вы ею владеете - колючка получилась красиво.

- Владею. И что с того?

- Я попытаюсь заглянуть ему в память. А вы упорядочите картинку.

Генрих рассуждал так - сознание у Франца раздвоено, бедняга застрял между двумя мирами. Между старым, где он должен быть мертв, и новым, где он живой. А ведь именно на их стыке и должна быть разгадка. Переход, так сказать, оттуда сюда и наоборот. И если этот переход разглядеть...

- Заглянуть в голову к психу? Прелестно, Генрих. Ни о чем другом не мечтала.

- Так вы поможете или нет? Решайте, некогда спорить.

- А если нет, то что? Об дверь меня расплющите?

Генрих сообразил, что и в самом деле навис над Ольгой, буквально прижав к двери. Отступил на шаг, буркнул:

- Прошу прощения.

- Пес с вами. Что нужно делать?

- Сейчас прикинем.

Франц смотрел на них с детским удивлением. Генрих сказал ему:

- Ты тоже прости, приятель.

Обездвижить Франца ледяной руной получилось не сразу - морозные штрихи расплывались. Не зря доктор жаловался, что 'седативная' светопись на пациента не действует. Это неудивительно - у рыжего дар усилен в результате эксперимента. Сопротивляемость высока.

Но с Генрихом ему не тягаться.

Франц перестал дергаться и застыл, привалившись к стенке.

- Как вы это делаете? - жадно спросила Ольга. - Приманиваете свет без насечек?

- Повезло.

- Врете. Впрочем, я тоже не призналась бы. Но теперь, по крайней мере, догадываюсь, почему вас так ждут в посольстве.

На лбу у Франца Генрих дважды начертил символ дагаз, означающий 'день'. Добавил знак движения райдо ('верховая езда'), развернув его при этом зеркально. Ольга расшифровала:

- Сдвиг назад, на два дня?

- Быстро соображаете.

- Меня тоже не на грядке нашли.

- Двое суток назад случилось событие, отсвет которого мы должны уловить. И перевести в понятные образы.

- Ладно, чего мы ждем?

- Вам же тоже надо написать формулу? Для визуализации?

- Зачем писать? Вот.

Ольга показала ему ладонь с татуировкой в виде цепочки символов, каждый размером с булавочную головку. Зимние руны смотрелись забавно - разлапистые, с аккуратными хвостиками.