Волков. Маскарад

— Откуда такая уверенность? — Милютин с явным усилием заставил себя перестать носиться туда-сюда. — Вы не…

— Просто поверьте на слово.

Не объяснять же бедняге, что мой дом — чуть ли не самое безопасное место во всем Петербурге, за исключением разве что императорских резиденций или крупных церквей и соборов. Почти сразу после переезда я наложил охранные чары на весь особняк, от подвала до кровли. Высший уровень из всех мне доступных, в два слоя, а кое-где даже в три. Конечно, такое вряд ли защитит от попадания снаряда или взвода солдат-штурмовиков, но от магии — точно. Да и в целом одолеть меня здесь даже имея изрядное преимущество в огневой или любой другой силе… скажем так, непросто.

Почти невозможно.

— Постойте! — Милютин поймал меня за рукав. — Вы спрячете меня, Владимир Петрович?

— Если понадобится. Уверяю, рядом с моим другом вам ничего не грозит. — Я осторожно освободился. — Просто подождите здесь, ваше сиятельство.

Милютину явно не слишком-то улыбалось остаться наедине с мрачным как туча дедом Федором — особенно после их весьма своеобразного знакомства. Но особого выбора у него не было, так что я закрыл обоих в комнате и спустился на первый этаж. Грохот уже давно стоял на весь дом, но тяжелая дверь даже не дернулась на петлях. Видимо, очередной незваный гость, хоть и отличался запредельной целеустремленностью и темпераментом, силы был не самой выдающейся. Я вдруг подумал, что так бестолково колошматить может только один знакомый человек.

И не ошибся. За дверью стоял до нитки вымокший под дождем, помятый, усталый, однако все равно сияющий, как начищенная бляха, Петр Николаевич Вольский.

— Наконец-то! — громыхнул он, буквально врываясь в дом мне навстречу. — Наконец-то, друг мой! Я уж подумал было, что мы уже отошли ко сну!

— Возможно, так мне и стоило поступить, — едва слышно буркнул я — и уже громче поинтересовался: — Что привело вас сюда, да еще и в столь поздний час?

— О, вы даже представить себе не можете. Кажется, я нашел их!

Вольский помахал увесистой кожаной папкой, тут же засунул ее куда-то под мышку и как обычно обхватил мою ладонь двумя руками и принялся трясти, будто собрался оторвать.

— Я тоже рад видеть вас, Петр Николаевич. — Я безуспешно попытался освободиться из хватки почтенного профессора. — И кого же вы… нашли?

— Наших древних богатырей! — Вольский отпустил меня и, даже не подумав снять хотя бы шляпу с плащом, помчался к лестнице. — Вы должны немедленно это увидеть, Владимир… Где мы можем разместиться⁈

Вопрос, похоже, был чисто риторический: старик настолько спешил поделиться со мной своими изысканиями, что вполне мог бы начать раскладывать содержимое папки на любой относительно ровной поверхности… за исключением разве что пола. Но ничего похожего на первом этаже он, видимо, не разглядел, поэтому с неожиданной для своего возраста прытью взлетел по ступенькам на второй.

Когда я подоспел следом, Вольский уже оккупировал диван в гостиной и, громыхнув папкой о низкий столик, развязал тесемки и жестом фокусника извлек наружу сразу с десяток газетных вырезок. А за ними сложенную вдвое бумагу с рукописным текстом и печатью — то ли рапорт, то ли письмо. А за ними…

— М-м-м… Петр Николаевич, — Я скосился на дверь, за которой остались дед Федор с сиятельным графом Милютиным. — Не хотелось бы вас торопить… Но нельзя ли как-нибудь покороче?

— Обещаю, я займу совсем немного вашего времени, Владимир!

Вольский закивал, стряхивая со шляпы тяжелые капли. Они летели куда попало, и изрядная часть угодила прямо на драгоценные документы. Вольский тут же заохал, попытался вытереть, но только размазал воду по листу. И только когда чернила чуть расплылись, наконец, опомнился и снял шляпу. А потом вскочил и принялся стаскивать насквозь промокший плащ, заливая все вокруг.

Разговарить ему это, впрочем, ничуть не мешало.

— Вы слышали что-нибудь о Трофиме Хромом из Коломны?.. Нет, конечно же, не слышали. Он жил слишком далеко от столицы, и газетчики при жизни обходили его своим вниманием. — Вольский сбросил плащ прямо на спинку дивана, уселся и принялся искать нужную среди пожелтевших от времени вырезок. — Где же… Вот она! Обратите внимание — восемьдесят пятый год!

На видавшем виды клочке бумаги красовался заголовок и чуть ниже — фотография. Настолько дурного качества, что не так и не успел ее только рассмотреть прежде, чем Вольский отобрал у меня свое сокровище и принялся зачитывать вслух.

А может, и вообще наизусть.

— … тринадцатого сентября в подмосковной Коломне скончался известный местный знахарь и целитель Трофим Медведников, которого соседи и другие жители города считали божьим человеком и даже святым. На его счету…

Вольский разогнался так, что я разобрал от силы половину слов. Однако и оставшихся хватило, чтобы понять, что речь идет то ли о юродивом, то ли вообще о шарлатане. Человеке, вероятно, не лишенном таланта. Но не того, которым могли похвастать Владеющие, а самой обычной способности обманывать доверчивых сограждан.