Читаем Волков А А Основы риторики полностью

Пафос не выражение эмоционального состояния ритора. Ритор использует речевую технику, создающую эмоциональный образ предмета речи, в рамках которого формируются ораторские страсти — оценки предмета речи в его отношении к предложениям ритора. В аргументации пафос имеет определяющее значение.

Во-первых, проявление индивидуальности ритора возможно только через пафос: высказывание отличается от других и выделяется в общем потоке речи не новыми идеями, которые возникают редко; не приемами обоснования, которые воспроизводятся в аргументации; не этичностью, которая уподобляет ритора аудитории; но именно пафосом, побуждающим аудиторию переживать предмет речи и предложение ритора.

Во-вторых, риторическая аргументация всегда имеет дело с предметами, относительно которых возможны различные мнения. Никто не станет обсуждать проблему, к которой безразличен, и никто не примет предложение, которое неинтересно.

В-третьих, присоединение означает готовность к действию. Чтобы действовать, нужна воля, а воля пробуждается эмоцией — стремлением к цели.

Риторический пафос образуется отношением ритора, предмета речи и пропозиции — решения, которое ритор видит и предлагает аудитории. Можно условно обозначить три основных вида риторического пафоса: сентиментальный, героико-романтический и натуралистический (реалистический). Каждому из этих видов общего или литературного пафоса свойственны особые риторические эмоции.

Сентиментальный пафос создается столкновением предмета речи, который представляется как некая принудительная сила реальности, с идеальным образом ритора, который переживается им как душевный конфликт. Выражением такого конфликта и оказывается пропозиция, которая сводится к оценке самого себя или предмета речи.

«Приведенный разумом без веры к отчаянию и отрицанию жизни, я, оглянувшись на живущее человечество, убедился, что это отчаяние не есть общий удел людей, но что люди жили и живут верою. Я видел вокруг себя людей, имевших эту веру и из нее выводящих такой смысл жизни, который давал им силы спокойно и радостно жить и так же умирать. Я не мог разумом выяснить себе этого смысла. Я постарался устроить свою жизнь так, как жизнь верующих, постарался слиться с ними, исполнять все то же, что они исполняют в жизни и во внешнем богопочитании, думая, что этим путем мне откроется смысл жизни. Чем более я сближался с народом и жил так же, как он, и исполнял все те же внешние обряды богопочитания, тем более я чувствовал две противоположные действовавшие на меня силы. С одной стороны, мне более и более открывался удовлетворявший меня смысл жизни, не разрушаемый смертью; с другой стороны, я видел, что в том внешнем исповедании веры и богопочитании было много лжи. Я понимал, что народ может не видеть этой лжи по безграмотности, недосугу и неохоте думать и что мне нельзя не видать этой лжи и, раз увидев, нельзя закрыть на нее глаза, как это мне советовали верующие и образованные люди. Чем дальше я продолжал жить, исполняя обязанности верующего, тем более эта ложь резала мне глаза и требовала исследования того, где в этом учении кончается ложь и начинается правда. То, что в христианском учении была сама истина жизни, в этом я уже не сомневался. Внутренний разлад мой дошел, наконец, до того, что я не мог более уже умышленно закрывать глаза, как я делал это прежде, и должен был неизбежно рассмотреть то вероучение, которое я хотел усвоить»1.

____________

1Толстой Л.Н. Изложение Евангелия. Крайстчерч, 1901. С. 104.

Сентиментальный пафос, свойственный так называемой «протестантской этике», — сильный и опасный инструмент убеждения, и обращаться с ним следует с осторожностью. Как можно видеть в приведенном примере, сентиментальный пафос возникает от плохого понимания предмета, да и сам по себе он не способствует трезвости мысли, которая замутняется эмоциональной рефлексией. Автор сталкивается с духовной реальностью, осмысление и принятие которой требует трезвой самооценки, мужества и труда, — и истерически отвергает эту реальность2. Другая, не меньшая опасность сентиментального пафоса (кстати, весьма распространенного и любимого русскими риторами) в том, что он непродуктивен и легко создает состояние внутренней раздвоенности, которое приводит к разрушительным умонастроениям в обществе. Поэтому этичный ритор относится с осторожностью к сентиментальному пафосу и применяет его так, чтобы не нанести вреда аудитории.

Романтический пафос создается столкновением предмета речи и пропозиции, при котором предмет речи — реальность предстает как поддающаяся изменению, а пропозиция соотносится с идеалом, который может быть реализован усилиями ритора и аудитории.

«Справедливо мнение, что «человек познается по делам своим».

Перейти на страницу:

Похожие книги

Агония и возрождение романтизма
Агония и возрождение романтизма

Романтизм в русской литературе, вопреки тезисам школьной программы, – явление, которое вовсе не исчерпывается художественными опытами начала XIX века. Михаил Вайскопф – израильский славист и автор исследования «Влюбленный демиург», послужившего итоговым стимулом для этой книги, – видит в романтике непреходящую основу русской культуры, ее гибельный и вместе с тем живительный метафизический опыт. Его новая книга охватывает столетний период с конца романтического золотого века в 1840-х до 1940-х годов, когда катастрофы XX века оборвали жизни и литературные судьбы последних русских романтиков в широком диапазоне от Булгакова до Мандельштама. Первая часть работы сфокусирована на анализе литературной ситуации первой половины XIX столетия, вторая посвящена творчеству Афанасия Фета, третья изучает различные модификации романтизма в предсоветские и советские годы, а четвертая предлагает по-новому посмотреть на довоенное творчество Владимира Набокова. Приложением к книге служит «Пропащая грамота» – семь небольших рассказов и стилизаций, написанных автором.

Михаил Яковлевич Вайскопф

Языкознание, иностранные языки