Читаем Волков А А Основы риторики полностью

Модели обычно строятся в виде описания нравов или деяний с обоснованием их значения, а топы, которые включаются в модель, предстают как характеристики конкретной или обобщенной личности.

«Должно быть, каждому народу от природы положено воспринимать из окружающего мира, как и из переживаемых судеб, и претворять в свой характер не всякие, а только известные впечатления, и отсюда происходит разнообразие национальных складов или типов, подобно тому как неодинаковая цветовая восприимчивость производит разнообразие цветов. Сообразно с этим и народ смотрит на окружающее и переживаемое под известным углом и отражает то и другое в своем сознании с известным преломлением. Природа страны, наверное, не без участия в степени и направлении этого преломления. Невозможность рассчитать наперед, заранее отобразить план действий и прямо идти к намеченной цели заметно отразилась на складе ума великоросса, на манере его мышления. Житейские неровности и случайности приучили его больше обсуждать пройденный путь, чем соображать дальнейший, больше оглядываться назад, чем заглядывать вперед. В борьбе с нежданными метелями и оттепелями, с непредвидимыми августовскими морозами и январской слякотью он стал больше осмотрителен, чем предусмотрителен, выучился больше замечать следствия, чем ставить цели, воспитал в себе уменье подводить итоги насчет искусства составлять сметы. Это уменье и есть то, что мы называем задним умом. Поговорка «Русский человек задним умом крепок» вполне принадлежит великороссу.

Но задний ум не то же, что задняя мысль. Своей привычкой колебаться и лавировать между неровностями пути и случайностями жизни великоросс часто производит впечатление непрямоты, неискренности. Великоросс часто думает надвое, и это кажется двоедушием. Он всегда идет к прямой цели, хотя часто и недостаточно обдуманной, но идет, оглядываясь по сторонам, и потому походка его кажется уклончивой и колеблющейся. Ведь «лбом стены не прошибешь» и «только вороны прямо летают», — говорят великорусские пословицы. Природа и судьба вели великоросса так, что приучили его выходить на прямую дорогу окольными путями. Великоросс мыслит и действует, как ходит. Кажется, что можно придумать кривее и извилистее великорусского проселка? Точно змея проползла. А попробуйте пройти прямее: только проплутаете и выйдете на ту же извилистую тропу.

Так сказалось действие природы Великороссии на хозяйстве и племенном характере великоросса»50.

Историки XIX века вывели на историческую сцену народ, который вскоре превратился в главное действующее лицо истории. Но неопределенное понятие «народ» с трудом согласуется с логикой исторического повествования и задачами истории: деятель должен обладать разумом, волей и этосом, т. е. быть личностью с определенными чертами, идеалами и задачами. В результате по аналогии с личностью складывается некое представление о «духе народа» или «народной психологии», которое, как бы отражая основные черты, свойственные тому или иному национальному образованию, на самом деле выступает как его нормативная характеристика — модель или антимодель в зависимости от того, с какой целью такая коллективная личность представляется историком.

Этот прием оказался особенно успешным в связи с тягой общества к позитивному знанию и объективизму — норма представляется в виде обобщенного портрета великоросса.

____________

50Ключевский В.О. Курс русской истории. Ч.1. М., 1904. С. 386-387.

Построенный В.О. Ключевским образ соответствует фактам российской истории в той мере, в какой она рассматривается как осмысленный и целесообразный ход решения общенациональных задач. Действительно, для русской истории характерны постановка крупных задач, настойчивость в достижении целей в течение длительного времени, преемственность руководства страны и устранение теми или иными способами руководителей, деятельность которых не соответствует национальным программам, высокое самосознание общества и готовность переносить трудности и лишения ради поставленных целей, тактическая гибкость, смены идеологических форм при постоянстве содержания национальной идеологии. И неслучайно модели, которые строили различные русские историки, сходны в составе общих мест.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Агония и возрождение романтизма
Агония и возрождение романтизма

Романтизм в русской литературе, вопреки тезисам школьной программы, – явление, которое вовсе не исчерпывается художественными опытами начала XIX века. Михаил Вайскопф – израильский славист и автор исследования «Влюбленный демиург», послужившего итоговым стимулом для этой книги, – видит в романтике непреходящую основу русской культуры, ее гибельный и вместе с тем живительный метафизический опыт. Его новая книга охватывает столетний период с конца романтического золотого века в 1840-х до 1940-х годов, когда катастрофы XX века оборвали жизни и литературные судьбы последних русских романтиков в широком диапазоне от Булгакова до Мандельштама. Первая часть работы сфокусирована на анализе литературной ситуации первой половины XIX столетия, вторая посвящена творчеству Афанасия Фета, третья изучает различные модификации романтизма в предсоветские и советские годы, а четвертая предлагает по-новому посмотреть на довоенное творчество Владимира Набокова. Приложением к книге служит «Пропащая грамота» – семь небольших рассказов и стилизаций, написанных автором.

Михаил Яковлевич Вайскопф

Языкознание, иностранные языки