Волколак

- Вспомни это, девочка. Так, словно все происходит сейчас, в эту секунду, и я заберу все твои самые страшные воспоминания, чтобы больше они никогда не терзали твою хрустальную душу и не заставляли эти прекрасные глаза плакать.

Я снова всхлипнула, но в этот раз оттого, что поверила ему, почувствовав, что так устала от памяти и своих снов, что была готова отдать ему собственную душу, лишь бы спокойно дышать и не оглядываться на каждый шаг, если приходилось возвращаться домой в сумерках.

Память сжигала меня изнутри до тла!

Она причиняла боль и бросала в грязь каждый раз, когда мне только начинало казаться, что я смогу жить как все.

- Вы правда сделаете?...

- Правда. Только откройся мне.

Я выдохнула судорожно и хрипло, ощущая, как он поймал мое дыхание губами, словно вдохнув в себя, прикрывая блаженно черные ресницы, и задерживая собственное дыхание, словно ждал, когда мое осядет в нем где-то глубоко.

- Не закрывай глаза. Смотри на меня.

Я больше не дрожала, когда мужчина вытер слезы с моих глаз своими ладонями, положив их затем на щеки и придерживая лицо, потому что понимал, что придет момент, когда я не смогу справиться с собой и попытаюсь отвернуться.

Это было слишком глубоко и лично, чтобы вот так позволять смотреть в себя.

Но ведь он и не был простым человеком, который, узнав о чем-то слишком мрачном и далеком, станет радостно делиться этим со всеми подряд.

И теперь я смотрела в омут его глаз, думая о том, что его считали самим злом, называли монстром, и проклинали за все то страшное и злое, что он совершил, но так сложилось, что для меня он делал только добро.

В какой то момент по коже прошел озноб, и показалось, словно вокруг стало значительно холоднее, даже не смотря на то, что дверь была по-прежнему закрыта, а его глаза полыхнули огнем, завораживая и утягивая в воронку, где я скользила будто по льду, проваливаясь в уголки памяти самые мерзкие и мрачные, которые пыталась запрятать в себе много лет.

Его глаза были подобны урагану, который поднимал со дна всю грязь и сломанные корабли моих надежд, заставляя их снова кружить на поверхности души омерзительными прогнившими призраками моих детских надежд и мыслей.

Я снова ощущала смрад и сырость.

Холод под босыми ногами и тьму, в которой чужие руки насильно держали меня, вдавливаясь и скручивая до ломающей боли, не давая закричать и шаря по телу, вызывая только омерзение и страх.

Я слышала сопение за собой, с которым кто-то возился и пытался стянуть с себя штаны, и при этом удержать меня на одном месте, практически вырывая клочки волос, пока я рыдала и барахталась, еще не понимая, что именно от меня хотят, но зная наверняка, что это что-то неправильное и очень болезненное.

-….смотри на меня.

Голос колдуна стал каким-то призрачным, словно я слышала его, находясь в подземелье, не замечая за собой как, уже не помня о собственной наготе, отчаянно хватаюсь холодными руками за его рубашку, пытаясь найти спасение, и застучав зубами от волн паники, которые накатывали все сильнее и сильнее по мере того, как воспоминания оживали внутри с небывалой яркостью.

Как они взрывались во мне словно шары, наполненные грязью, а я пыталась убежать, чтобы не замараться, рыдая и зовя на помощь, даже если запомнила одну простую суть – чужая жизнь не нужна никому, и никто не придет, чтобы защитить ребенка.

В какой-то момент все кричащие внутри меня ощущения достигли пика, когда голова закружилась и меня затошнило в буквальном смысле, а я застыла, чувствуя, как впиваются в лицо длинные пальцы колдуна, не позволяя отпустить взгляд, но наполняя мое судорожное хриплое дыхание собой….запахом его тела и той прохладой, которой словно веяло от него сейчас.

- Тише, девочка, тише. Все хорошо.

И я дышала им жадно и дрожа от благодарности, потому что впервые за много бесконечно долгих темных лет, я чувствовала, что помощь пришла.

Что все то страшное и мерзкое смыло внутри меня холодными омывающими волнами, в которых мне сначала казалось, что я просто захлебнусь и погибну, но теперь же плавала легко и радостно, зная, что синяя вода удержит на плаву, не даст сгинуть в ее пучинах, и укроет от глаз всего того, что может причинить зло.

Постепенно я приходила в себя, словно спала долго и мучительно, видя всю ночь кошмары, но проснувшись, не смогла вспомнить больше ни одного.

Я ощущала дыхание колдуна на своем лице, замечая, что он словно забирает мое в себя, чуть приоткрыв тонкие губы, но не касаясь губами и не причиняя боли ни одним своим движением.

Ощущала, что его руки стали почти ледяными, но теперь постепенно возвращали свое тепло, которое разносилось по моему телу, когда я снова поспешно прикрыла грудь, скрещивая на ней руки и смутившись, даже если сначала казалось, что он не обращает внимания ни на что вокруг, словно сам еще оставался в том омуте, в который затянул меня.

Затаив дыхание я ждала, когда он моргнет или пошевелится, но вздрогнула, когда неожиданно увидела как на его грудь, которую было отчетливо видно через низкий ворот рубашки, попадает кровь.