Волкодав

Место было очень красивое. Малахитовые ели стояли в золотой оправе берёз. Ярко пламенели рябины, увешанные тяжёлыми – к свирепой зиме – спелыми гроздьями. В холодной синеве прозрачного неба стояли белые облака. С другой стороны поляны навстречу приезжим и своему вождю вышли роннаны. Одни мужчины, все вооружённые, до полусотни числом. Пока галирадцы устраивались и воздвигали подобающее сиденье для кнесинки, пока подтягивались Лучезаровичи, ехавшие позади, угрюмцы вывели на поводке подросшего медвежонка-пестуна и привязали его к надёжно вколоченному в землю колу. Зверёныш, привыкший к жизни среди людей, немного поворчал, но, когда ему дали большую свежую рыбину, занялся лакомством и вовсе перестал обращать внимание на собравшийся народ. Привязь состояла из длинной жерди, закреплённой у ошейника таким образом, чтобы зверь не мог дотянуться. Живое воплощение Лесной Ягоды вряд ли догадывалось, что должно было своим присутствием освятить суд над колдуньей. Равно как о том, что на зимнем празднике его торжественно убьют старинным копьём и всем племенем съедят ещё не остывшее мясо, обновляя связь с Прародителем.

Поодаль несколько мужчин деловито таскали из лесу заранее приготовленный хворост. Как только заéзжая государыня осудит колдунью, злодейку без промедления бросят в костёр. Волкодав поискал ведьму глазами, но не нашёл.

Наконец всё было готово, и кнесинка с достоинством воссела на только что изготовленный трон. Трон стоял на подостланном ковре: не дело правителю подвергать опасности свою священную силу, ступая по голой земле. То, что служанки еле упомнили, в котором мешке следовало искать этот самый ковёр, никого не касалось. Трое старшин, Дунгорм и Лучезар, подошедший с несколькими ближниками, встали ровным полукругом за спиной. Телохранители, по обыкновению, – впереди. Вождь Каррил с десятком могучих охотников расположился напротив. Не очень далеко, но и не вплотную. Ноги его утопали в роскошной шкуре, бурой с серебристым отливом. Кресло, в котором он сидел, походило на трон куда больше, чем столец кнесинки. Оно было вырезано из цельного пня: казалось, лесное чудовище, полумедведь, получеловек, склонилось над хмурым вождём, отечески обнимая его когтистыми лапами. Волкодав подумал о том, какого труда, верно, стоило принести сюда неподъёмную тяжесть. Или, может, древний пень был весь выдолблен изнутри и только казался страшно тяжёлым?..

– Яви же нам справедливость, владычица сольвеннов и западных вельхов, – дождавшись тишины, медленно проговорил вождь. Голос у него оказался низким, тяжёлым. – Вели наказать ведьму, ибо она испортила жену моего сына и погубила плохой смертью моего внука.

– Не первый год я прошу Богов моего народа замкнуть мне уста, если язык мой вознамерится произнести неправедный приговор, – ответила кнесинка. – До сего дня Создавшие Нас, хвала Им, не давали мне ни обречь невиновного, ни отпустить виноватого. Но не дали они мне и всеведения. Скромен мой разум и позволяет рассуждать лишь о том, что я сама видела, слышала и поняла. Пусть приведут сюда женщину, на которую возводится столь тяжкое обвинение, и доподлинно разъяснят, что и как она совершила.

На лице вождя промелькнуло недовольство: по мнению харюков, кнесинке было достаточно подтвердить их приговор. А не разбираться самолично. Однако с государями не спорят, и Каррил, обернувшись, коротко кивнул.

Двое крепких охотников вывели женщину, как перед тем медвежонка, – на жердях, привязанных к шее. Никто не хотел до неё дотрагиваться: боялись. Ведьма была маленькая, несколько полноватая, в простой изорванной рубахе без пояса. Она шла спотыкаясь, незряче переставляя озябшие босые ступни. Лицо и глаза скрывала плотно намотанная тряпка, во рту торчал кляп. Виднелись только длинные седоватые волосы, спутанными прядями свисавшие на спину и грудь. Руки были связаны за спиной. Бойся собаки спереди, коня сзади, а колдуньи – со всех сторон!

Видно было, что люди старались держаться от ведьмы подальше. Все, кроме темноволосого скуластого паренька лет двенадцати, который, наоборот, крепко обнимал женщину, помогая идти. Глаза у подростка горели, как у волчонка. Вернее, глаз: второй, крепко подбитый, заплыл и закрылся. Откуда синяки, догадаться было нетрудно. Отстаивал. Сын? Племянник? Младший братишка?..

Волкодав стоял по-прежнему неподвижно, с деревянным, ничего не выражающим лицом, но в груди глухо шевельнулась чёрная злоба. Нельзя так обращаться с женщиной. Нельзя! Если она впрямь жуткая злодейка, способная на убийство ребёнка, она умрёт. Но издеваться над ней? Водить, как опасное животное, на поводке?..

К его немалому облегчению, кнесинка почти сразу возвысила голос.

– Пусть развяжут эту женщину, – приказала она. Из толпы угрюмцев послышался недовольный ропот, и Елень Глуздовна добавила: – Пусть очертят круг топором и заключат её внутрь этого круга, дабы не смущать маловерных. Я же помолилась Пламени небесному и земному и не опасаюсь её колдовства.

Вождь Каррил немного подумал, сотворил рукой священный знак и согласно наклонил голову.