Волхв-самозванец

Добрались они и до следующего царства.

— Проберешься в конюшни царские, — наставляет Ивана волчица, — выведешь коня златогривого, только уздечки не трогай.

Долго не было царевича. Вернулся без коня, забрался на волчицу и говорит:

— Едем за Златовлаской, девицей-красавицей.

— Не утерпел все же, взялся-таки за уздечку, — укоряет его прабабка.

Отправились они в путь дальний… Прервав повествование, Здирих пристроил шампуры над пышущими жаром углями.

— Сейчас хорошенько прожарим, будет объеденье.

— Интересно. — Я извлек из тазика невостребованный кусочек мяса и откусил. — Неплохо лимончика бы для кислинки, но и так шашлык обещает быть замечательным.

Волкодлак удивленно вытаращился на меня:

— Тебе знакомо это блюдо?

— Ага, — кивнул я. — Только в моих краях предпочитают использовать мясо хрюшек, а не буренок.

— Слышал я о таком. Встречался мне как-то собрат из дальних степей, колоритный такой, чуб — во, а сам лысый. Так он тоже о таком рассказывал. Нужно попробовать.

— Обязательно попробуйте. Вам должно понравиться.

Катарина недоуменно уставилась на меня. «Неплохо для дремучего лоха?» — с удовлетворением подумал я.

Повернув мясо, Здирих сбрызнул его вином и продолжил историю своей прапрапрабабки.

— Добрались они до дворца нужного, слез Иван с волчицы и говорит:

— Пошел я за Златовлаской, по реестру девиц царской крови на выданье — Еленой Прекрасной.

— Погодь.

Прикинула прабабка шансы и решила сама дельце провернуть. Поскольку дальше посылать некуда, дошли до моря.

— Сиди здесь, я ее сама выкраду.

Иван долго спорить не стал, завалился в кусты да задрых. Только храп стоит.

Пробралась волчица в палаты царские, в покои женские, а там царевен — видимо-невидимо. Все с ног до головы в ткань замотаны. Как здесь поймешь, которая нужна? Затаилась бабка. Будут раздеваться ко сну, подсмотрю, какая из них златовласая. Сидит, караулит. А тут какой-то мужичонка туда-сюда шныряет, ко всем царевнам пристает:

— Гюльчатай, покажи личико.

Кто покажет, а кто и не только личико.

В общем, нашла бабка нужную девку, стукнула слегка, связала руки, закинула на спину, и бегом из замка.

Разбудила Ивана-царевича.

Тот глянул на деву златовласую, челюсть и отпала. Волчица в спешке позабыла, что умыкнула царевну из спальни, когда та ко сну готовилась.

Девица и вправду хороша. Особенно когда не прячется под тряпками.

Сел Иван на волчицу, Златовласку на руки взял:

— Поехали.

Волчица вздохнула, но бросилась со всех ног.

Весь день развлекал царевну Иван: то анекдоты похабные травил, то истории занятные рассказывал, вот только рук не разжимал. Златовласка презрительно кривила личико и пыталась прикрыть девичью красу своими ладошками. Не очень-то получалось, поскольку не только коса — девичья краса выросла у нее размеров немалых.

В первую же ночь, как только стали на привал, Иван-царевич затащил царевну под ракитовый кусток… под утро оттуда стали доноситься вполне счастливые женские всхлипывания и стоны, сменившие глухое сопение Ивана и сдержанное рыдание царевны.

Прискакали они к царю, который конем златогривым владеет. Нужно отдавать красну девицу взамен коня. Иван ни в какую, Златовласка в слезы.

Любовь у них, видите ли.

Видит прабабка такое дело… махнула на голубков лапой и пошла за конем сама.

Увела коня златогривого, затем жар-птицу, поскольку коня Иван-царевич тоже не пожелал лишаться. Мол, надоело на волке ездить.

Как вы понимаете, яблоки молодильные тоже красть пришлось.

Окончание рассказа вышло скомканным, а все из-за того, что шашлыки поспели и дать им остыть было бы кощунством. Посему мораль этого повествования осталась невысказанной. Кто умный — сам поймет, а дураку и скажи — все без толку.

Разомлев от сытной пищи, мы с трудом заставили себя попрощаться с радушным хозяином. Поблагодарив Здириха, выслушав кучу пожеланий и напутствий, мы полетели в людское поселение — заканчивать знакомство с местным населением.

Знакомство с деревенькой началось для меня не очень приятно. Лихо соскочив с метлы, я едва не растянулся, угодив в лепешку, заботливо приготовленную к моему появлению какой-то из местных коров.

Под дружный хохот Троих-из-Тени и вежливое молчание Кэт, сделавшей вид, будто ничего не заметила, я вытер ноги пучком травы и побрел меж дворов.

Крытые соломой хибарки, покосившиеся изгороди и тощие, гавкучие шавки — типичная панорама затерянного в глубинке хутора.

Среди однообразного убожества жилищ выделяются два строения. Первое — принадлежащее, по всей видимости, местному старейшине — этакий укрупненный вариант тех же хибар. Более просторный, с большим количеством окон, дверей и печей (о чем явственно говорят две дымовые трубы). Второе жилище поражает своей неуместностью в данной обстановке. Кособокое, без окон, с узким дверным проемом, оно скорее подойдет на роль кутузки, чем на место обитания. К чему тогда эти непонятные, явно нарисованные любителем (довольно бездарным) кукольные лица на стенах? Губастенькая, с голубыми волосами Барби, голубой, опять-таки в смысле цвета, пудель, какие-то скоморохи с печальными лицами… театр, да и только.