Аглая подчинилась. Пока она разматывала бинт, князь морщился, но не стонал. Открывшийся вид на прооперированную рану был неприятен даже Николаю. Стянутые швами ткани, коричневая от йода кожа, кое-где кровит. Несвицкий сел на табурет.
— Сейчас тебе будет немного больно, — уведомил пациента. — Но ненадолго, потерпи.
— Будешь лечить меня, как цесаревну? — поинтересовался Юрий.
— Вот именно. Мышцы с кожей исцелю, но с костью не получится — на такое моих способностей не хватит. Готов?
Горчаков кивнул. Несвицкий положил ладонь на рану, почувствовал, как вздрогнула у Юрия рука — надо полагать от боли, после чего прикрыл глаза. Из ладони привычно потекло тепло. Когда же отклик прекратился, Николай открыл глаза.
— Ты как? — спросил у Горчакова.
— Хм, не болит, — ответил тот и поднял раненую руку. — И двигать ею можно. Да ты кудесник, Николай! Видал, как цесаревну исцелил, но самому прочувствовать…
— Куда бы было лучше, если б не пришлось, — заметил Николай и встал. — Аглая, забинтуйте ему руку, а я пока свою отмою.
Когда он возвратился к койке Горчакова, рука у князя вновь была уже с повязкой. И выглядел он куда получше — даже лицо порозовело.
— Оставьте нас одних, — сказал Несвицкий медсестре. — Мне нужно побеседовать с товарищем.
Аглая вышла.
— Есть ворох новостей, — сообщил Несвицкий Горчакову. — Приятные и грустные. С какой начать?
— С приятной, разумеется, — ответил Юрий.
— Дед мне сказал, что ты представлен к ордену Андрея Первозванного, и что его получишь.
— Спасибо, Николай! — воскликнул Горчаков. — Если бы не ты…
— Причем тут я, — поморщился Несвицкий.
— Но…
— Успокойся. Не я, а ты летел верхом на ящиках со взрывчаткой. Не я направил самолет на батарею ПВО — да так, что от нее осталась только пыль. Так что награду заслужил. А следующая новость неприятная: ты станешь инвалидом и отправишься в отставку, поскольку без одной кости в руке служить не сможешь. Короче, спишут.
— Но как же?.. — Юрий опечалился. — И сделать ничего нельзя?
— Не думаю, но ты не огорчайся. Скажи спасибо, что пуля зацепила только руку. Попала б в сердце — и конец. Остался жить — уже большая радость.
— И чем я буду заниматься, сняв мундир? — вздохнул с досадой Горчаков.
— Империи служить. Ей пригодятся твой ум и доблесть. Для кавалера высоких орденов Варягии открыты все дороги. Дед мне сообщил: в Царицино приедет твой отец. Вот с ним обсудите, куда и кем пойдешь.
— Отец потащит в дипломаты, — князь сморщился.
— Почему б и нет? — пожал плечами Николай. — Стезя почетная и нужная. Подумай! Закончим с этим. Что у тебя с Аглаей?
— А ты с чего интересуешься? — смутился Горчаков.
— Мне не придется уговаривать твоих родителей, чтоб не препятствовали браку с ней, как это было с Касаткиным-Ростовским?
— Сам справлюсь, — буркнул Юрий.
— Я только рад, — Несвицкий встал. — Поправляйся!
— Спасибо, Николай! — промолвил Горчаков. — За то, что нас учил, за то, что исцелил… И за Аглаю, — добавил после паузы.
— Я попрошу Кривицкого, чтобы оставил тебя в госпитале на неделю, — сказал Несвицкий. — Разбирайся с чувствами.
Выйдя из палаты, он обнаружил у дверей Аглаю. Она, как видно, ожидала, когда же волхв уйдет.
— Иди к нему, красавица, — Несвицкий улыбнулся ей. — Решай свои сердечные дела. Запомни: у тебя всего неделя.
— Спасибо, Николай Михайлович! — девушка смутилась и проскользнула в дверь.
Несвицкий улыбнулся и пошел по коридору…
Руководитель ГУРа[23] стоял, переминаясь с ноги на ногу — присесть ему не предложили — и еще подавленно сопел. «Мамин пирожок», — фон Лееб вспомнил прозвище начальника разведки Славии и согласился с тем, что окрестили его метко. Розовощекий, пухлый бывший подполковник ГУРа, спешно назначенный его руководителем после того, как предшественника захватили в плен сепаратисты, выглядел растерянным юнцом, которому вдруг поручили ответственное дело. Зря поручили. Фон Лееб возражал, указывая на отсутствие необходимого образования и опыта у претендента, однако же в Берлине не послушали. Там «пирожок» понравился. Говорливый, умеющий польстить и обещать, подполковник вернулся в Славию уже начальником разведки и генералом. И чтоб ему разбиться по пути!
— Скажите, генерал, — в голосе советника звучало омерзение, — кто выдвинул идею атаковать сепаратистов самолетами с взрывчаткой под управлением автоматических устройств?
— Техническое управление ГУРа, — ответил «Мамин пирожок».
— И вы его одобрили?