Волк в собачьей стае

Ага! А вот, кажись и штаб-квартира здешней "старательской артели" — стоящий отдельно от остальных, большой дом, обнесенный не кривым забором, а крепким, высоким частоколом.

Вот только ворота… Обе половинки, заложенные засовом, лежали на земле в глубине двора, словно кто-то, кому негостеприимные хозяева не хотели открывать, вынес их одним богатырским ударом. Частокол в этом месте был расщеплен — составляющие его заостренные кверху бревна торчали в разные стороны. На одно из них был нахлобучен какой-то предмет, в сумерках напоминавший горшок. Странный какой-то горшок. Приблизившись, Слава вгляделся и шарахнулся назад — на него таращилась выпученными глазами человеческая голова. Оскаленный рот щерился кривыми зубами, словно улыбался долгожданному гостю.

— Ксаламасс! — сказал кто-то сзади.

Слава присел, оборачиваясь и запоздало выдергивая меч.

— Тише, тише, Валад! — капитан отступал, примирительно подняв руки. У него из-за плеча настороженно выглядывал Лека.

— Опустите сабельку, господин рыцарь, а то зарубите еще ненароком боевых товарищей, — Лека напряженно хихикнул. Видно было что, на самом деле ему не до смеха.

— Ты что ж думал, мы тебя одного отпустим? — поинтересовался Этт.

Слава пожал плечами, хрен, мол, вас знает? отпустите или нет.

— Это кто ж тут такой, красавец? — капитан, разглядывал насаженную на кол голову. — Темно, ксаламасс! Лека, свету дай!

Дружинник торопливо зачиркал кресалом, поджег обернутую просмоленной тряпкой палку.

— Оторванная башка-то, — констатировал Этт, закончив осмотр, — вместе с позвонками выдрали.

— А крепко же бедолага напугался перед смертью! — дрогнувшим голосом добавил Лека.

При свете факела, даже сквозь кровавые потеки, было видно выражение немыслимого ужаса застывшее на мертвом лице.

— Ну что… — сказал Этт, — пойдем, что ли в доме глянем? Да ты меч-то спрячь, — обратился он к Славе, судорожно сжимавшего рукоять оружия, — чую, махаться тут уже не с кем.

Они вошли во двор, ступая по поваленным воротам.

Внезапно капитан присел на одно колено.

— Нут-ка посвети!

В пляшущем свете факела, на грубо обтесанных досках, явственно были видны четыре параллельных глубоких борозды.

— Когтями, кажись, — задумчиво произнес Этт, проведя пальцем по следам.

— Это что же за животное такое? — выдавил из себя вопрос Слава.

— Это брат, не животное… — повернул к нему лицо капитан, — это они и есть… демоны.

* * *

Леку капитан отправил за остальными, велев ждать его и господина рыцаря возле третьего от реки дома. Да не стоять без дела, а собрать с окрестных дворов все, что может гореть.

— Костры жечь будем, — пробормотал он, глядя вслед, кинувшемуся исполнять его приказ, дружиннику.

— Да вроде не холодно, — удивился Слава.

Этт посмотрел на него, как на скорбного умом.

— Костры, чтоб нечисть отпугивать ночью.

— Вы серьезно полагаете, что здесь были какие-то демоны?

— Ксаламасс! А ты думаешь, это он сам себе башку оторвал?

— Ну, мало ли, кто это мог…

— Послушай, Валад, — терпеливо сказал капитан, — рубить головы мне и самому приходилось, ничего в этом хитрого нет… а вот так, чтобы походя с плеч сорвать шутки ради… ты представляешь какая силища нужна? — он помолчал явно не ожидая ответа, тяжело вздохнул и добавил. — Для того я Леку и услал… нечего ему на такое смотреть… и остальным незачем — последнего боевого духа лишатся. А вот мы пойдем, посмотрим.

От дома шел тяжелый запах. Утоптанная земля перед крыльцом чернела засохшей кровью. От большого пятна расходились в разные стороны цепочки черных пятен поменьше, при ближайшем рассмотрении оказавшихся следами. Следы показались Славе какими-то странными: с одной стороны они напоминали отпечатки босых человеческих ступней, но по форме были столь уродливы, что принять их за человеческие, казалось кощунством. Во всяком случае, на месте пальцев не по-человечески растопыренных, они имели глубокие углубления, без сомнения, оставленные нехилыми когтями. Стараясь не наступать на эти следы, капитан поднялся на крыльцо и осторожно приоткрыл нервно скрипнувшую дверь. Сунул в проем руку с факелом, некоторое время всматривался. Ждущий позади Слава, услышал странный горловой звук. Этт обернулся к нему, и старлей поразился, каким белым может быть у человека лицо. Всегда уверенный в себе, матерый вояка на этот раз был растерян, если не сказать, что испуган.

— Ксаламасс! — только и смог выдавить из себя капитан. Он приглашающе мотнул головой в сторону дверного проема и отступил в сторону, смотри, мол, сам. Слава почувствовал, как его пробивает дрожь, но все-таки сделал шаг вперед и заглянул в дверь.

Обстановку царившую в единственной огромной комнате этого дома, можно было охарактеризовать одним емким словом — месиво. Все переломано, перемешено и перевернуто вверх дном. Обломки дерева, бывшие когда-то немудрящей мебелью, обрывки тряпок, перья из разорванных подушек, солома из матрасов, разбросанное всюду оружие и фрагменты человеческих тел — кажется ни единого целого — фарш. И всюду кровь, кровь, кровь… все стены были заляпаны ей и даже, кажется, потолок.