Волк в собачьей стае

Магия вокруг погасла. Армия мертвецов рассыпалась грудой костей. А он, умирающий дракон, вновь стал человеком.

Эпилог

— Смотри Машенька, какой у дяди котик красивый! Большой такой!

Слава невольно поморщился. Ну, началось.

— А как вашего котика зовут? — молодая женщина и ее дочка лет пяти — шести, умильно глазели на Ма-у-то, загораживая дорожку.

— Кот ученый, — откликнулся Слава, неохотно останавливаясь перед ними.

— Разве бывают такие имена? — глаза у девочки были недоверчивые.

— Бывают, — кивнул Слава, — сказки Пушкина читала?

— Она еще читать не умеет, — пояснила женщина.

— Жаль! — сказал Слава, хотя ему было не жаль, и приготовился пройти мимо. Но мама с дочкой еще не удовлетворили свое любопытство.

— А какая это порода?

— Эрэйнский лесной, — сообщил Слава, оттягивая от девочки принюхивающегося Ма-у-то.

— Никогда про такую не слыхала! — удивилась женщина. Слава пожал плечами.

— А зачем вы его на поводке водите? — спросила Машенька. — Чтоб не убежал, да? А можно его погладить? — и, не дожидаясь разрешения, потянулась к лохматой кошачьей башке. Ма-у-то зашипел еле слышно, но и этого хватило — девочка испуганно отдернула руку. — Злой котик!

— Пойдем, Машенька, — женщина поспешно отводила дочку в сторону, — котик добрый, просто у него сегодня плохое настроение.

— Извините! — сказал им вслед Слава и продолжил свой путь.

Почему так получается? Вроде бы выбираешь для прогулок по парку самые отдаленные тропинки и дорожки. Но нет, обязательно кто-нибудь встретится и привяжется: "Как зовут, да какой породы?"

— А на тебя, Мяу, — мысленно обратился он к имуру, — в следующий раз намордник одену!

— Котам намордник не положен, хозяин, — нисколько не смутившись, отвечал Ма-у-то. — Скучно, хозяин! — опять затянул он свою волынку. — Когда домой?

— Идем уже, — удивился Слава. — А… вон ты про что… — понял он, поймав мысленный импульс недовольства, — На Эрэйну захотел? Терпи брат, мы с тобой люди военные, сами ничего не решаем.

Хотя какой он теперь военный? Так штафирка сухопутная. Где-то в штабе флота решается вопрос о его увольнении в запас по состоянию здоровья. Корабля он так больше и не увидел. Никаких заявлений не писал, ничего не сдавал и обходных не подписывал. Все решается само собой — у дяди Марка связи наверху.

Вот уже третий месяц они вдвоем с Ма-у-то живут тут в коттеджном поселке возле Питера. В надоедливой праздности. Всех развлечений: книги, телевизор и ежевечерние прогулки в прилегающем парке, в сопровождении незримой охраны. Незримая-то она незримая, но вот только стоит куда-нибудь свернуть с разрешенного маршрута, так тут же рядом возникают люди характерной внешности и вежливо просят вернуться. Дальше парка Славу не пускают. И к нему не пускают никого. Кроме Сашки.

Момента переправки Слава естественно не помнил. Естественно, потому что состояние его в тот момент было критическим. Оно еще долго оставалось критическим — две недели врачи боролись за его жизнь. В самый острый момент, когда решалось быть или не быть, Ма-у-то, через установившуюся между ними ментальную связь, отдал Славе часть своей жизненной энергии, что в конечном итоге его и спасло. Прав был дядя Марк, когда ходатайствовал, чтобы имура оставили при Славе. Хозяева сперва не хотели, но потом согласились с аргументами.

Когда старлей пришел в себя, то с удивлением обнаружил, что он уже не на Эрэйне, а вовсе даже на Земле. В маленькой частной больнице, с хорошим штатом врачей и… охраны. Никто ничего ему не объяснял. Персонал был вежлив и обходителен, но молчалив, и непреклонен. Через несколько дней его посетил дядя Марк, чем немало удивил. Вот уж кого он ожидал увидеть меньше всего. Правда, первый визит, стал и последним. Слава и сейчас почти дословно помнил тот разговор, вернее монолог дяди Марка — сам он говорить тогда еще не мог.

* * *

Осторожно обняв и расцеловав его, дядя Марк отстранился и с минуту разглядывал осунувшееся Славино лицо, словно первый раз его видел. Затем тяжело вздохнул и начал говорить: