Волк в бабушкиной одежке

Но Пино, которого Господь действительно снабдил столькими достоинствами (хватило бы и одного!), начисто лишен лаконичности. Слушать его резюме — это как стоять в хвосте очереди на благотворительный обед.

— Перед невозможностью, в которой я нахожусь, чтобы распутать этот клубок противоречий, где по поводу коих…

— Давай твой клубок, я использую его для вязания на досуге! — обрываю я.

Он выдает такой жалобный взгляд, что зарыдала бы юная дева семидесяти четырех лет.

Затем он вытаскивает из кармана огрызок сигары, который и зажигает, набрасываясь на него, как изголодавшийся теленок на материнское вымя.

— Если хотите, — предлагает господин Фуасса, — я могу рассказать о моем приключении.

Я оцениваю его взглядом ученого. Это маленький человечек пятидесятилетнего возраста, с лысой черепушкой, припомаживающий остатки волосенок, чтобы их не потерять. У него удлиненное лицо, выдающийся вперед и загнутый кверху подбородок, нос формы вишни, вставные зубы не его размера, усы другой эры, большие уши, поблекший взгляд, надбровная арка, выступающая, как у некоторых приматов, и шрам на лбу, напоминающий о закате солнца на Красном море. Социально я поместил бы его в ранг скромных и осторожных рантье. Носит повседневную одежду, что же касается ума, то двери Академии не распахнутся перед ним никогда.

— Вот именно, — соглашаюсь я, — расскажите.

— Все началось в прошлом месяце. Однажды утром почтальон принес пакет… Я был заинтригован, потому что на нем не оказалось обратного адреса, к тому же я ничего ниоткуда не ожидал.

Фантазер Сан-А тут же бродит по тропе предположений. Что мог содержать замечательный пакет, чтобы эти господа впали в подобные эмоции? Человеческие останки? Кобальтовую бомбу? Свернувшуюся кобру? Развернувшуюся кобру? Или медальон с изображением Мишеля Симона[1]?

Пока Фуасса держал паузу, П-Инюш воспользовался этим, чтобы подхватить эстафету.

— Догадайся-ка, что было в этой посылке, Сан-А!

Но прежде чем я начинаю опустошать сосуд моих гипотез, ископаемое освобождает меня от трудов:

— Два миллиона! — говорит он.

— Два миллиона чего?

— Франков, — блеет дружок Фуасса.

И скромно уточняет:

— Старых! В банкнотах по десять тысяч!

Последовавшая за этой фразой тишина переводит мое изумление гораздо лучше, чем переводчик для глухонемых.

— Постойте, постойте, — говорю я. — Если я правильно понял, вы получили два миллиона франков в конверте, адресованном на ваше имя?

— Именно. И это еще не все!

— Как это?

— Каждую неделю я точно так же получаю два миллиона. Сейчас их у меня четырнадцать.

Снова тишина.

«Это уж слишком!» — как сказала больничная нянька, обслуживающая мужской туалет.

Пинюш булькает вегетарианским смешком.

— Ну что, встречался ли тебе более удивительный случай?

— Откровенно говоря, нет. И как вы реагировали, дорогой месье, на первую посылку?

— Я спросил себя, кто же послал мне такое богатство?

— Пакет не был заказным?

— Ничего подобного. Оформлен как бандероль.

— Весьма близко к истине, ведь банковские упаковки выглядят почти как бандероли! А почтовая печать? — спрашиваю я Пинюша.

— Это я уже проверил, — выдает любезный частный детектив. — Уточним сперва, что, получив второй пакет, господин Фуасса пришел ко мне за консультацией. Первая посылка была отправлена из Лиона, вторая из восемнадцатого округа, третья из Везине и так далее. То из провинции, то из Парижа или его окрестностей.

— И адрес написан одним и тем же почерком?

— Он даже не написан от руки. Его набирали с помощью детского печатного наборчика, используя всегда одно и то же клише.

— Вы сохранили обертку?

— Естественно.

Пинюш вынимает из портфеля, сделанного из кожи иззябшей овечки, семь кусков бумаги, аккуратненько сложенных в четыре раза, с отпечатками замечательного клише. Шесть из семи на крафт-бумаге. Седьмой кусок с одной стороны зеленый, с другой белый.

— Что ты уже предпринял? — спрашиваю я Пино.

Старый хрыч — превосходный сыщик, и я не сомневаюсь, что он должен был серьезнейшим образом раскрутить дельце.

— Я расспросил господина Фуасса о его окружении. Я осведомился, не нанес ли кто-либо когда-либо ему какого-то материального урона, чтобы потом возместить…

— Никогда! — перебивает Фуасса.

— Он не контактировал ни с кем после получения пакетов: никаких телефонных звонков, никаких угроз — ничего! Я опросил все посылочные отделы почтовых отделений и ничего не узнал. Служащие не помнят отправителей пакетов. К тому же этот неизвестный мог и не отдавать их на взвешивание, а наклеивать марки и бросать в почтовый ящик. По мне, так это дело рук психа.

— Но дьявольски богатого психа, — вздыхаю я. И меняя тему разговора: — Что, мой кузен Гектор все еще работает в твоем агентстве?

— И как! Ты знаешь, у него действительно способности! Сейчас он на расследовании в Лилле. Вчера вечером поехал на своей «лянчии загато».

— У Гектора «лянчия»! — удивляюсь я.

— А почему бы и нет? Мы процветаем!

Но так как сейчас не время крахмалить чистое семейное белье перед посторонним, я возвращаюсь к основной сиюминутной заботе.