Волк равнин

Кивнув тяжелой головой, Толуй пробормотал: «Как прикажешь» — и отправился собирать своих товарищей в поездку. Илак, стоя в свете пламени, наблюдал, как тот уходит, твердо и уверенно шагая. Племя уже забыло о сыновьях Есугэя. Иногда ему казалось, что он единственный помнит о них.

Из улуса Толуй выехал в сопровождении Басана и Унэгена. Его спутники прожили почти тридцать зим, но, в отличие от него, не были прирожденными лидерами. Толуй же наслаждался своей властью и, хотя видел только девятнадцать зим, знал, что спутники опасаются его нрава. Обычно он не сдерживал себя, упиваясь встревоженными взглядами старших. Он заметил, что в холодные месяцы они осторожничают и жалеют себя. Толуй же мог проснуться и тут же броситься в сражение или взяться за работу. Он гордился своей молодостью.

Только Илак никогда не боялся бороться с ним. Когда Толуй вызвал его на борьбу, хан швырнул его оземь так крепко, что сломал Толую два пальца и ребро. Молодой воин испытывал какую-то извращенную гордость оттого, что следовал за единственным человеком, который оказался сильнее его, и среди Волков не было у Илака слуги вернее.

Первые три дня воины ехали молча. Старшие держались от Толуя на расстоянии, зная, как быстро меняется его настроение. Они обшарили местность у красной скалы, отметили, что трава здесь выросла густая и сочная и что она придется по вкусу стадам, которые Илак прикажет гнать перед племенем. Земля была хорошая, и за это время ни одно племя не заявило на нее прав. Только несколько пастухов вдалеке развеивали впечатление, что Волки одни на этих равнинах.

На двенадцатый день они увидели одинокую юрту у реки и галопом устремились к ней. Толуй крикнул «нохой хор», чтобы пастухи придержали собак, спрыгнул на землю, открыл низкую дверку и вошел внутрь. Басан и Унэген переглянулись и последовали за ним, сохраняя на лице бесстрастное выражение. Оба знали друг друга с детства, еще до того, как Есугэй стал вождем Волков. Их бесило, что ими командует надменный молодой Толуй. Однако они согласились ехать, так как это была единственная возможность узнать, что случилось с теми, кого они оставили на произвол судьбы.

Сидя на старой постели, Толуй принял чашу соленого чая с молоком своими огромными ручищами и шумно выхлебал его. Басан и Унэген вошли и поклонились пастуху и его жене, которые смотрели на чужаков с откровенным ужасом.

— Вам нечего бояться, — успокоил их Басан, принимая чай, чем заслужил презрительный взгляд Толуя.

Молодому воину было наплевать на всех, кроме Волков.

— Мы ищем женщину с пятью сыновьями и дочерью, — сказал Толуй.

Голос был слишком громким для маленькой юрты. Жена пастуха подняла испуганный взгляд, и у Унэгена с Басаном сердца заколотились быстрее. Толуй тоже заметил взгляд женщины.

— Ты их знаешь? — подался он вперед.

Пастух отшатнулся, явно перепуганный видом огромного чужого воина.

— Мы слышали о них, но где они — не знаем, — ответил он.

Сидя неподвижно, чуть приоткрыв рот и обнажив белые зубы, Толуй в упор смотрел на пастуха. Находиться в юрте стало опасно, и все это ощутили.

Тут вбежал маленький мальчик и резко остановился, увидев чужаков в доме родителей.

— Я заметил лошадей, — сказал он, глядя на всех большими темными глазами.

Хмыкнув, Толуй поймал мальчика, посадил на колено, перевернул вверх тормашками и стал подбрасывать. Мальчик захихикал, но лицо Толуя оставалось непроницаемым, и пастух с женой оцепенели от ужаса.

— Нам надо их найти, — сообщил Толуй, громким голосом заглушая смех ребенка, которого без видимых усилий держал на вытянутых руках и подбрасывал так, что мальчик становился ему на колено.

— Еще! — выдохнул мальчик.

Женщина поднялась, но муж схватил ее за руку.

— Вы их знаете, — уверенно заявил Толуй. — Скажите, и мы уйдем.

Он снова перевернул их сына вверх тормашками, не обращая внимания на его восторженные вопли. Склонил голову набок в ожидании их ответа.

— Женщина с сыновьями живет в дне езды отсюда, на севере. У них всего две юрты и несколько коней. Они мирный народ, — прошептала женщина.

Толуй кивнул, наслаждаясь властью над этими людьми, пока их сын был в его руках. Напряжение в юрте стало почти невыносимым, но тут он поставил мальчика на землю и подтолкнул его к родителям. Мать обняла сына и закрыла глаза.

— Если вы солгали, я вернусь, — предупредил Толуй.

В его темных глазах читалась явная угроза, а его огромные руки легко могли разорвать ребенка. Пастух упорно отводил взгляд и смотрел в пол до тех пор, пока Толуй и его спутники не покинули юрту.

Воины вышли наружу, и Толуй заметил большую собаку, появившуюся из-за юрты. Пес был слишком стар для охоты и глядел на чужаков белесыми полуслепыми глазами. Толуй осклабился, и пес ответил глухим гортанным рыком. Воин, хмыкнув, уверенно и быстро схватил лук. Басан нахмурился, когда увидел, как Толуй целится в собаку. Стрела вонзилась псу в глотку, и он задергался и будто закашлял. Мужчины ударили коней пятками и ускакали прочь.