Волк и конь

Дивагость вновь посмотрел на Собеслава, тот же, усмехнувшись, махнул лучникам — и множество луков, с наложенными на тетиву стрелами, поднялись над крепостной стеной. Все было ясно без слов — и Фергус, отступил за спины воинов, давая возможность им начинать бой. Переговоры кончились — валлийские и эйринские лучники шагнули вперед, также поднимая луки, и воздух наполнился смертоносным пением стрел. Послышались крики и проклятия, с обеих сторон падали сраженные люди, однако воинство кельтов, много превосходящее числом защитников Девина, все же сумело засыпать их стрелами, дротиками и камнями из пращи. Летели, в том числе и зажженные стрелы — и по всему Девину вспыхивали пожары, охватывавшие одно за другим строение. А к стенам города уже тянулись воины с осадными лестницами и грубыми таранами, наспех сооруженными из срубленных в лесу древесных стволов. Сверху лился кипяток, но ирландцы и скотты, прикрываясь щитами, все же подобрались к стенам и ворота затрещали под тяжестью ударов. Рядом по приставленным лестницам лезли другие осаждающие — сходу вступая в жестокий бой с вендами и саксами. Лязг стали, свист стрел, воинственные вопли и стоны умирающих смешались в один протяжный звук, разносящийся над погибающим городом.

В этом бою никто не просил и не давал пощады — свирепость язычников столкнулась с религиозным фанатизмом кельтов которые, совсем не с христианским смирением кидались на врага, будто вспомнив собственных диких предков, что умирали с именами кровавых богов на устах. Да и какая разница, кто призывает умереть во имя высшей цели — священник, друид или волхв! Славяне и саксы отчаянно сопротивлялись, но враг, не уступавший им в храбрости, но много превосходивший числом, постепенно брал вверх — и под крепостными стенами, с обеих сторон, росла груда людских тел.

В святилище Девы, княгиня Эльфрит, последний раз утерев слезы с лица плачущего малыша, подняла его над головой — и что есть силы приложила о камень, вышибая детские мозги под ноги богине. Тут же она сорвала с пояса короткий нож и одним взмахом перерезала себе горло. Эти две смерти стали сигналом — и другие женщины, искавшие укрытия рядом с Деваной, в едином жестоком порыве, убивали себя и своих детей, принося последнюю, самую страшную жертву богине в ее самом суровом обличье Владычицы Смерти. Совы и вороны, встревоженные шумом, с громкими криками вылетали из храма, и обезумевшие женщины видя в птицах души своих соплеменниц, уносящихся в объятья Мораны, спешили присоединиться к ним.

Под ударами тарана, наконец, с грохотом рухнули ворота и тут же послышалось громкое конское ржание: это князь Собеслав, верхом на вороном коне, устремился в толпу врагов, ожесточенно рубясь мечом. За ним ринулись и остальные его воины — славяне, саксы, даны, — рыча что-то нечленораздельное и в ярости грызя край щитов, они обрушились на врага с такой силой, что кельты на миг отшатнулись, смешав ряды. Впрочем, они тут же опомнились, сомкнувшись вокруг врубившегося в их строй клина. Кровавый водоворот закружился под стенами Девина, защитники которого уже не искали ни побед, ни спасения — одной лишь славной смерти.

Собеслав, раздавая удары направо и налево, рубился, уже не замечая, кому он несет смерть, не разбирая своих и чужих. На миг кровавая пелена спала с его глаз — когда перед ним вырос всадник на белом коне, с развевающимися рыжими волосами. Славянский меч со звоном ударил о щит, расколов его надвое, и пропахав кровавую борозду по груди едва успевшего отпрянуть Эохайда. Собеслав снова занес меч, но тут же выругался, почувствовав острую боль и холод стали вонзившейся ему в бок — один из пиктов, прорвавшийся к вражескому вождю, вонзил копье меж ребер. С воплем ярости Собеслав, развернулся, одним ударом раскалывая голову врагу и тот же миг клинок наследника Улстера отсек князю руку вместе с мечом. Но не успел Эойхайд порадоваться победе, как Собеслав, не обращая внимания на хлеставшую из обрубка кровь, левой рукой сорвал с пояса скрамасакс и в последнем рывке вогнал его в распахнутый в победном крике рот ирландца. Истекая кровью, оба рухнули под копыта собственных коней, что отчаянно ржали и дергались в предсмертной агонии, пронзенные сразу несколькими копьями. Но, несмотря на гибель князя, воины его продолжали биться — и их враги прорвались в город не раньше, чем умер с оружием в руке последний из защитников Девина. Сам город уже пылал, по улицам валялись мертвые тела, а на входе в горящее святилище Девы, с факелом в руке, стоял волхв Дивагость распевая славу своей богине и всем ее воинам. Волхв замолчал лишь когда сразу несколько стрел вонзились в его тело и в тот же миг полыхающее святилище рухнуло, словно погребальный костер служителю Дзеванны.

Ударом на удар

— Отправьте этих ублюдков в Хель!